«Война была неизбежна. Но мы были к ней не готовы»
В годовщину начала Великой Отечественной войны её участник – профессор, переводчик, филолог, специалист по страноведению – 94-летний Марк Сегаль рассказал «НВ» о военных буднях и любви к жизни
В предвкушении встречи иду по улице Жуковского у дома, где на стенах внутреннего двора на уровне второго этажа вывешены репродукции картин художников Серебряного века. Когда я оказываюсь в квартире Сегаля, то вижу продолжение художественной галереи – на стенах много картин из сегодняшнего времени. Хозяин встречает меня в костюме, на его груди – награды. Подводит к висящему на плечиках пиджаку, на котором пять (!) орденов Великой Отечественной войны, не считая медалей.
Марк Маркович улыбается щедрой белозубой улыбкой, щёки его молоды, кожа как у 50-летнего. Удивительно. Может, разгадка в том, что он любит жить по распорядку, никуда не спешить, многому радоваться, восхищаться женщинами, пить грейпфрутовый сок, за которым ежедневно спускается в магазин. Любит вечерком пригубить немного виски. Обо всём этом я узнаю постепенно, по мере нашего общения….
Марк Маркович родился в Саратове в 1921 году 22 июня. За неделю до рождения умер его отец. Потому отцовской любви и заботы Марк никогда не испытал. Окончил в Саратове школу с похвальной грамотой и поехал в Ленинград, поступил в Военмех на факультет боеприпасов. Проучился всего два месяца – призвали в армию. 1939 год, шла Вторая мировая война. Марка направили в Киев в школу младших командиров. Там курсантов учили распознавать вражеские самолёты, направление их движения – работа серьёзная. В Киеве Марк прослужил около двух лет. Потом попал на границу с Румынией.
– В ту ночь с 21 на 22 июня я сидел на лавочке с одной милой украинской девушкой, – вспоминает Марк Сегаль. – Мы проговорили с ней до утра. А в 5 часов услышали рёв самолётов. Подняли голову – на нас летели на низкой высоте «мессершмитты» с большими крестами на боках.
Так я встретил своё 20-летие и начало войны. Помчался в часть приступать к работе. Был я младшим политработником, носил четыре треугольничка – как у старшины. Для меня начало войны не было неожиданностью. На руках давно был документ, в котором говорилось, что война с Германией неизбежна. И я обязан был читать этот документ солдатам и даже гражданскому населению. Кстати, Рихард Зорге предупреждал, что война обязательно будет, и указал время: июнь 1941-го. Сталин не очень ему поверил.
– Вы помните своё первое боевое задание?
– Конечно! Я должен был доложить в штаб армии о самолётах, которые летели над нами в сторону Киева и Полтавы, их количестве и видах. Позвонил по телефону, спросил: «С кем имею честь?» И услышал: «Иван Данилович Черняховский». Я сжался весь, но собрался с духом, доложил информацию.
Потом наступили тяжёлые времена. Армия попала в окружение. Мы сбросили военную одежду, оделись в штатское и выбирались лесными дорогами к своим, что заняло три месяца. Абсолютно точно знали, что у нас больше самолётов и танков, орудий, были уверены, что легко разобьём врага. А оказалось, что мы не готовы к войне.
Скажу я вам, немцы не были такими уж страшными злодеями, как многие себе представляют. Вот эсэсовцы, которые пришли позднее, те да, зверствовали. Было это в Шепетовке, на границе с Румынией. Мы выходили из окружения, мне надо было перебраться через реку по мосту. Навстречу шёл немецкий солдат. Никак не разминуться. Когда поравнялись, я улыбнулся и сказал по-немецки: «Есть ли у тебя сигареты закурить?» Я хорошо знал немецкий со школы. Он в ответ подмигнул: «Дезертир?» И дал мне пачку. Не задержал, не подал сигнал. Немцы тоже тогда считали, что через месяц для них война закончится. Дошли мы до Киева. Снова надели военную форму.
– А дальше?
В начале 1943-го меня направили в Тоцкие лагеря, я готовился стать командиром батареи. Там у меня роман приключился с очень красивой женщиной. Муж погиб на фронте. А я заметный парень был, вёл кружок художественной самодеятельности, в качестве конферансье выступал. Она очень хотела, чтобы я остался. Но я рвался в бой – и уже через три месяца попросился на фронт. Меня тогда больше женщин война увлекала. Я на четырёх фронтах воевал. На 1-м и 2-м Украинском, на Воронежском, на Центральном. После обучения командиром батареи пушки у меня были 76-миллиметровые. И возили их американские грузовики – студебеккеры – им не страшны были никакие дороги. 4 машины и 4 пушки. Со всем этим богатством я так и встретил Победу в Праге. Прошёл через Румынию, обеспечивал этими своими пушками форсирование нашими войсками Дуная. Участвовал в освобождении Венгрии, Болгарии. После войны попал в Болгарии в город Шумен, зашёл в местный музей и удивился: на меня со стены смотрел… я! Молодой. Меня какой-то местный фотограф снял как героя-освободителя. Так я вошёл в историю города Шумена.
Помню, в Венгрии были тяжёлые бои. Вот где мы прочувствовали всю жёсткость приказа Сталина за № 227 «Ни шагу назад!». Я оказался со своей батареей в низине под обстрелом немцев. Потерял много солдат, одного офицера. Побежал к командиру бригады, полковнику Огурцову: «Что делать? Дайте мне возможность уйти из этой низины наверх, чтобы нас не видели немцы!» Но Огурцов сказал мне: «Сынок, ты забыл приказ 227? Ни шагу назад!» И ничего не поделать тут было.
Битва за Брно. Вот там я увидел пример мужества, который нам показали девушки 24–25 лет. Поверьте, не было ни одного случая, чтобы струсила девчонка. Смелые, отчаянные они были. Однажды во время атаки сильно ранили одного бойца и он лежал в 300 метрах от нас в кустах – стонал. А мы не могли его вытащить, потому как обстрел страшный. Пришла санитарка и стала нас крыть матюками, как же мы бросили товарища в беде! Ринулась под пули. Мы еле её оттащили. Не боялась ничего! Потом, уже к вечеру, когда стемнело, мы того бойца вызволили. Но мата от девчонки наслушались выше крыши!
Только никакая девчонка на войне не могла затмить мою школьную любовь – Руфь Миленькую. Фамилия у неё такая – Миленькая. Ждала она меня всю войну в Саратове и даже целый год после, пока я в Маньчжурии служил. Близких отношений у нас не было. Я приехал, и она мне сказала: «Что ж, давай жениться, я тебя так долго ждала». А я ей: «Ты за эти годы успела получить профессию врача, а у меня, кроме 10 классов, – ничего. Дай мне возможность хоть немного поучиться, обрести профессию». Но Руфь ответила мне: «Нет, ждать я тебя больше не буду». И вскоре вышла замуж, за прекрасного, кстати, человека. Они уехали в Узбекистан, а потом в Америку. В один из своих приездов в США, где я читал лекции по фонетике на английском и русском языке, я взял с собой жену Дину, которая у меня тоже врач, и мы приехали в гости к Руфи и её мужу в Чикаго. Это была для меня очень грустная встреча. У Руфи уже были правнуки и совсем другая жизнь. Больше мы никогда не встретились и только перезванивались. В день её рождения, 22 февраля 2014 года, я поздравил её по телефону – у неё был бодрый хороший голос. Через 11 дней её не стало.
– Почему вы стали филологом и переводчиком?
– Наверное, война повлияла. Прошёл пол-Европы, потом были Маньчжурия, Дальний Восток, увидел, насколько мир большой и надо уметь в нём общаться. У меня был старший командир, который великолепно владел английским. Он говорил, чтобы я шёл по линии иностранных языков, мне это пойдёт. Я благодарен ему за совет. Моё образование позволило мне восемь раз побывать в США с лекциями, которые я читал в самых разных штатах, побывать в Англии, Японии, во многих европейских странах. И вообще лучше понять, как же мир устроен. После Сталина, Хрущёва и Брежнева, в те годы, когда пришёл к власти Ельцин, не воспринимала Америка нас как противников. Доверительные были отношения. В 2010 году были у нас в институте на практике две молодые американки. Меня пригласили руководить их научными проектами. У одной была тема «Штрафные роты», у второй – «Парады Победы». Когда я посмотрел список литературы на английском и переводную на русском языке, которые использовали девушки, это оказались очень подробные, достойные исследования зарубежных авторов с очень позитивным настроем в адрес нашей страны. Сегодня ситуация перевернулась. Но такова геополитика, здесь надо быть серьёзным дипломатом. Если бы Путин мог меня услышать, я бы дал ему ценные советы, как сегодня выйти из сложной внешнеполитической ситуации.
Неутомимый Сегаль рассказывает много интересного, например, как танцевал с Майей Плисецкой. Видя мои удивлённо вскинутые брови, поясняет: конечно, не на сцене – пригласил её на танец на вечеринке в Большом театре, где присутствовал в качестве переводчика директора Каирской оперы...
Мир маленький и хрупкий – считает Марк Сегаль, человек, прошагавший всю войну, увидевший много стран, постигший много культур за свою долгую жизнь. И надо иметь мудрость, чтобы этот мир сохранить.
Беседовала Алёна Львова. Фото Елены Добряковой
