«Не встать на сторону России – это предательство»

Князь Дмитрий Шаховской рассказал «НВ» о причинах, побудивших его опубликовать нашумевшую декларацию в защиту РФ

 

В конце прошлого года в ряде европейских и российских СМИ появилось открытое письмо «Солидарны с Россией», в котором потомки русских эмигрантов первой волны призвали мировое сообщество услышать российскую точку зрения по поводу Украины и не только. Текст декларации составили 26 ноября 2014 года князь Дмитрий Михайлович Шаховской и его супруга Тамара Георгиевна. Подписи под декларацией поставили более ста отпрысков старинных аристократических родов: Пушкины, Толстые, Шереметьевы, Милорадовичи, Нарышкины, Бобринские, Воронцовы-Вельяминовы… Таков неполный список подписантов, чьи фамилии на слуху у каждого, кто хоть немного знаком с отечественной историей.

Сам князь Шаховской принадлежит к великой династии, своими корнями восходящей к Рюриковичам и давшей России целую плеяду выдающихся исторических деятелей. В XVII веке писатель Семён Шаховской по праву считался одним из самых образованных представителей своего времени. В XVIII веке Алексей Иванович Шаховской при Анне Иоанновне правил Малороссией. В XIX веке Иван Леонтьевич Шаховской, герой Отечественной войны 1812 года, по легенде, спас от разрушения Вандомскую колонну в Париже. А драматург Александр Александрович Шаховской действительно «был с Пушкиным на дружеской ноге». Великий поэт даже упомянул его в «Евгении Онегине».

Что же побудило наследника этой славной династии высказаться по злободневным темам международной политики? Какое впечатление на него произвёл Крым после референдума? Как его предки оказались во Франции? Было ли тяжело найти общий язык с французами? Об этом князь Дмитрий ШАХОВСКОЙ рассказал «НВ» в эксклюзивном интервью.

– Дмитрий Михайлович, в какой момент вы с супругой решили взять на себя роль своеобразного рупора русской эмиграции в «украинском вопросе»? И как на ваше письмо отреагировали французы?

– Честно говоря, со стороны Франции особых откликов не последовало, но реакция пришла со всех уголков мира, за исключением разве что Океании. Мы услышали в свой адрес немало лестных слов, но были и критические, ругательные и даже грубые отзывы. Некоторые лица совершенно не поняли, что мы, как жители Франции, действительно почувствовали, что находимся под неким «информационным колпаком». А ведь правдивая информация о том, что происходит в России и на Украине, не доходит до людей – словно кто-то поставил искусственный барьер. И если вы не владеете несколькими языками и не имеете доступа к альтернативным средствам массовой информации, вы не сможете выбраться из-под этого «колпака».

– Признайтесь, вы следите за французской прессой?

– Я давным-давно не читаю газету «Монд», потому что это невыносимо. И «Фигаро» тоже. Я просматриваю интернет, и на этом всё. Сталкиваясь же с местной прессой, невозможно отделаться от ощущения, что журналисту попросту не дадут опубликовать статью, если он не начнёт её с критического высказывания в адрес России. Ради карьерных соображений они вынуждены держаться установленной линии. Такие журналисты – либо карьеристы, либо боятся за своё место. Существуют и определённые директивы, такие же, какие были во время войны в Косово, когда прессу наводнили сплошные нападки на Сербию.

Тем не менее во Франции всё громче звучат голоса в поддержку России. Яркий тому пример – Иван Блюм, который письменно возмущается и пишет журналистам «Фигаро». И самое главное, что после опубликованных статей появляются комментарии простых французов, которые удивляются содержанию и тону публикаций. Это доказывает, что общественное мнение отнюдь не соответствует общей линии французских СМИ.

– Может быть, всё дело в банальном незнании России, русской истории?

– Вы правы. Нас просто поражает глубокое незнание русской истории. Когда люди толкуют тот или иной вопрос, они нередко выбирают только тот момент, который им удобен. Например, никто не вспоминает о том, что после Венского конгресса 1815 года именно Россия пыталась найти способ через Священный союз миротворчески решать тогдашние политические конфликты. По этому поводу Пётр Чаадаев писал, что «не надо поддаваться этой тенденции Запада нас отодвигать на Восток, чтобы не встречаться с нами на Западе».

Вообще, меня удивляет, как люди не хотят видеть бревно в своём собственном глазу. Скажем, американцы в массе своей любят обвинять Россию в разных бедах, но никогда не говорят о том, что они финансировали большевиков. А это было доказано американским же историком Энтони Саттоном, который в 1974 году написал книгу «Уолл-стрит и большевистская революция». Во Франции тоже многое хотят предать забвению: уже почти никто не помнит, что так называемая Великая французская революция породила в первую очередь диктатуру и вандейский геноцид. Только Рейнальд Сешер написал диссертацию на эту тему. Все же остальные историки хотят забыть об этом чёрном пятне в истории Франции…

– То есть вы оказались в ситуации, когда принято говорить: «Не могу молчать»…

– Да, мы почувствовали, что нас окружает русофобия и что мы должны на это отреагировать. Возможно, несогласные с нами имеют свои идеологические и философские идеалы. Но я считаю, что эти идеалы не должны превращаться в шоры, закрывающие действительность.

Давайте смотреть правде в глаза: на Западе сейчас явно идёт информационная и экономическая война против России. И в этот трудный час не встать на сторону России – это для нас вид предательства. К чему приводит такая позиция – хорошо известно из истории. В своё время предательство либералов привело нашу страну к революции и постыдному Брест-Литовскому миру. Во время войны нельзя трогать такое хрупкое строение, как государство. Сначала нужно закончить войну, а потом уже рассуждать о том, что делать дальше. Во время войны все силы должны быть направлены на защиту своего государства, своей страны.

– Ваши предки боролись за Крым, а после Гражданской войны этот полуостров стал для белых эмигрантов важным символом. Именно он был последним русским берегом, который они видели, отправляясь на чужбину. Вы побывали в Крыму после его воссоединения с Россией. Какие впечатления остались у вас после той поездки? Каковы реальные настроения у крымчан?

– Путешествие в Крым – это всегда удивительно. В первый раз я побывал там в 2010 году, и уже тогда мы не ощущали полуостров частью Украины. Мы слышали кругом только русскую речь. Когда же мы приехали в Крым во второй раз, сразу после референдума, и в третий раз, в этом январе, то лишний раз убедились: выбор крымчан был абсолютно свободным и демократичным. Они даже не говорили о «воссоединении», а уж тем более об «аннексии», они говорили так: «Мы вернулись в Россию». Севастополь больше связан с русской историей, чем с украинской. Перед избирательными участками стояли очереди из желающих проголосовать! Один мой знакомый француз мне потом сказал: «Но они ведь шли на референдум под дулом автомата», на что я ответил: «Это просто чушь! Это был народный всплеск». Увы, но в данном случае в Европе и США просто не хотят уважать выбор народа.

– Расскажите, пожалуйста, как ваша семья оказалась на чужбине. Франция была самой очевидной страной для эмиграции? Или выбор мог пасть на другую страну?

– Францию мы выбрали в силу хороших личных контактов. К тому же мой дед Дмитрий Николаевич Шаховской, конечно, хорошо владел французским языком. Он был военным, участвовал в Русско-японской войне, ушёл в отставку в 1910 году и служил в Государственном банке, а потом стал директором Торгово-промышленного банка. Во время революции он находился в Петрограде и занимался контрреволюционной деятельностью, приняв участие в заговоре сенатора Таганцева. В 1920 году деда арестовали, но выпустили по состоянию здоровья, чему способствовал доктор Манухин. Я узнал об этом довольно поздно из протокола допроса ЧК, который был долго засекречен.

Что же касается моего отца Михаила Дмитриевича, то он выехал из Петрограда со своим дядей в 1920 году в возрасте 12 лет. Им пришлось нелегко: они на лодке перебирались через Финский залив. По рассказам отца, они встретились с дедом в Берлине, а затем переехали во Францию. Жизнь у них сложилась непростая. Отец начинал как обыкновенный рабочий на заводе под Парижем. Одновременно он получил образование в Русском народном университете, эмигрантском, а потом окончил юридический факультет.

Во время Второй мировой войны мой отец решил воевать за Францию, но очень скоро, уже под Седаном, был взят в плен и просидел в немецком лагере до 1943 года. А мы в это время жили сначала в Бретани, а затем в местечке Розе-ан-Бри под Парижем, где сформировалась небольшая русская община. Здесь-то мы и застали американские танки, которые пришли нас «освобождать». То есть это как? Они приблизились, и после краткой перестрелки немцы ушли.

– Вы родились во Франции, но превосходно говорите по-русски. Как вы выучили язык? Как вообще проходило ваше детство?

– Дома мы всегда говорили только по-русски. Да и русская среда в то время была достаточно плотной – во многом благодаря православным церквям, которых было больше, чем сейчас, и которые всегда были переполнены. Мы жили в городке Аньер, где местный приход основал мой дядя, иеромонах Иоанн Шаховской. Он потом уехал в Америку, где его возвели в сан архиепископа Сан-Францисского. После него в Аньере стал епископом отец Мефодий, очень образованный человек и удивительный пастырь. Именно он крестил меня, а потом, много лет спустя, моего старшего сына.

В основном мы вращались в эмигрантских кругах. Мне давали частные уроки по русскому языку, но родители считали так: хочешь выбиться в люди во Франции – нужно учиться вместе с французами. Поэтому с семи лет я начал ходить во французскую школу. Как было в школе? Непросто. Французские одноклассники иногда нас называли «грязными русскими» – я это хорошо помню. Но эти замечания нас не особенно беспокоили, потому что мы смотрели на них как на чужаков.

Вообще французы относились к русским с некоторой опаской и пренебрежением, поэтому взаимопонимания с ними обычно не возникало. В то время Франция была левой, а нас рассматривали как белых. Мы действительное отличались определённым консерватизмом. Да, среди наших знакомых были какие-то французы, которые нам симпатизировали, но таковых были считаные единицы.

– Как вы считаете, что помогло русским эмигрантам сохранить за границей многие традиции дореволюционной России?

– Общение в русской среде было живым, но своеобразным. Люди продолжали в своей повседневной жизни руководствоваться многими дореволюционными критериями. Например, никто никогда не говорил о работе и не спрашивал, кто и как зарабатывает себе на жизнь. Такого рода расспросы считались неуместны. В результате вырабатывалась особая тактичность по отношению к друзьям, знакомым и даже родственникам. При этом княжеский титул накладывал на нас некую печать – печать уважения к другим людям.

Если же говорить о бытовой стороне жизни, то здесь дела обстояли непросто. Эмигранты соглашались на любую работу, и часто эта работа не соответствовала их занятиям до революции. Те, кто смог устроиться шофёром такси, считались привилегированным сословием, которое выживало лучше других. Конечно, некоторые умудрялись добиться достаточно высокого положения в обществе, но таких было мало.

В целом же я никогда не забуду царивший в русской среде дух солидарности – люди постоянно друг другу помогали. Мы встречались, ходили на русские спектакли, читали русские книги. Существовала русская гимназия, благодаря которой многие получили русское среднее образование. Действовали разные молодёжные ассоциации.

– Ваши сыновья сегодня работают в России. Как им живётся на родине предков? Как они выучили русский язык?

– Мы дали им русское воспитание. Если вы сначала изучаете французский язык, то потом некоторые фонемы и звуки русского языка, такие как «ы» или твёрдая «л», интонации, будут вам почти недоступны. Мои дети всегда любили Россию. И я считаю, что мой старший сын Иван совершил подвиг: он решил переехать в Россию в то время, когда оттуда все бежали, то есть в начале 1990-х годов. Сейчас он работает в Петербурге в сфере охраны памятников. А второй сын, Илларион, всегда хотел работать во Франции, а отдыхать в России, но в конечном итоге всё получилось с точностью до наоборот. И сегодня он работает в Москве в Лиге безопасного интернета.

– Многие россияне сегодня хотят эмигрировать из России, чтобы убежать от кризиса, инфляции и других проблем. Что бы вы им посоветовали как человек, знающий не понаслышке европейские и российские реалии?

– Возможно, именно после отъезда за границу они и обретут настоящую веру в Россию. Мне вспоминаются всегда слова Герцена: «Вера в Россию спасла меня». Если человек честен и умеет рассуждать, он рано или поздно самостоятельно придёт к этому выводу. Мечтающие эмигрировать пусть зададут себе вопрос: поймут ли их за рубежом так же, как их понимают в России? Это вопрос очень личный и очень сложный, и каждый должен найти на него свой ответ.

Ещё Фонвизин писал из Франции графу Панину, что его поразило отсутствие духовности в этой стране. В России всё нездоровое отбрасывается и воспринимается как бескультурье. А во Франции, наоборот, нежелание восхищаться последним капризом современного искусства или поддерживать «браки для всех» воспринимается как отсутствие культуры. Поэтому, прежде чем уехать, нужно руководствоваться тем, что ищешь счастья для своей семьи. Но выбор всё-таки нужно делать по совести, а не только в соответствии со шкурным интересом. Если постоянно всё рассчитывать, то можно и просчитаться.

 

Дмитрий Михайлович родился под Парижем в городке Курбевуа в 1934 году. Закончив Школу восточных языков, а потом Сорбонну, он выдержал конкурс на место университетского преподавателя истории. Защитив докторскую диссертацию, работал сначала в Университете Нанси, затем Ренна, а потом в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже. Сегодня он продолжает преподавать историю и философию России и русского православия и занимается исследовательской деятельностью. Как один из крупнейших специалистов по генеалогии, он выпускает сборник «Российское общество и дворянство». Кроме научной деятельности князь ведёт активную общественную жизнь: является редактором «Русской зарубежной газеты», учредителем Движения за поместное православие русской традиции в Западной Европе, членом Союза русского дворянства и редактором информационного сайта «Русский мост».

 

Выдержки из декларации «Солидарны с Россией»

«…Уже почти год украинские события глубоко волнуют каждого из нас, потомков белой эмиграции, тем более что, в отличие от окружающих нас людей, мы в силу нашего происхождения имеем доступ к разносторонней информации. Знание близкого прошлого, а именно прошлого дореволюционной России, предоставляет нам возможность, а с ней и обязанность разоблачать явные исторические фальсификации, приведшие к нынешней драме на Украине. Перед лицом обострения напряжённости – как в Донбассе, так и в международных отношениях – напрашивается вывод: агрессивная враждебность, разворачивающаяся ныне против России, лишена всякой рациональности. Политика двойных стандартов зашкаливает. Россия обвиняется во всех преступлениях, без доказательств она априори объявляется виновной, в то время как к другим странам проявляется поразительная снисходительность, в частности в отношении соблюдения прав человека…»

«…Нас также возмущает позорное замалчивание европейскими официальными инстанциями и СМИ тех жестоких бомбардировок, которые украинская армия, поддерживаемая военными группировками под нацистской символикой, обрушивает в Донбассе на мирное население и объекты гражданской инфраструктуры…»

«…Несмотря на полное неприятие Советского Союза, наши отцы и деды тяжело переживали страдания, выпавшие на долю русского народа во Второй мировой войне. В свою очередь, и мы не останемся равнодушными и молчаливыми свидетелями перед лицом планомерного уничтожения населения Донбасса, вопиющей русофобии и лицемерных подходов, полностью противоречащих интересам любимой нами Европы. Очень хотим надеяться, что страны, приютившие в своё время наши семьи, вновь встанут на путь благоразумия и беспристрастности…»

 

Беседовала Елена Развозжаева, собкор «НВ» во Франции. Фо­то Фёдора Савинцева / ТАСС