Защищая останки шведского форта, они готовы переписать российскую историю
Мне искренне жаль 300 миллионов рублей, потраченных на раскопки Ниеншанца. Если уж «Газпром» решил потратить такие деньги «на историю», то им можно было бы найти куда лучшее применение. Но еще больше жаль, что на миф об огромной ценности Ниеншанца повелось столько людей, считающих себя патриотами России.
Одним из авторов этого мифа является не кто иной, как министр культуры РФ Александр Авдеев. Именно он заявил, что на месте расположения такого памятника, как шведская крепость, не может вестись никакого строительства выше 40 метров – и даже направил по этому поводу заявление в прокуратуру. Впрочем, еще до него этот аргумент охотно использовали ВООПиК, другие петербургские «защитники истории»: мол, как же так, какое кощунство, останки Ниеншанца – это ценнейший пласт нашей культуры. В этот хор включились и археологи, потребовавшие музеефикации не только скромных следов существования крепости, но всего района раскопок.
С археологами понятно – они хорошо зарабатывают на этих раскопках, завершение работ им просто невыгодно. Хотя, если быть честными, 300-летняя история – не предмет археологии. Это уже новейшая история, в которой нет никаких загадок – все описано в тысячах документов, в рисунках и чертежах. В отличном состоянии сохранилась масса предметов того периода – они лежат в любом музее. Даже если бы археологи нашли не остатки гнилых бревен Ниеншанца, а какие-нибудь интересные предметы – старинный мушкет, пуговицу, монетку, – они не имели бы никакой научной ценности, разве что коллекционную. Тем не менее мотивы археологов понятны.
Но позицию министра культуры мне понять невозможно. Он все же российский министр, а не шведский. Кроме того, по долгу службы должен разбираться в культурной и исторической ценности различных объектов. Судите сами. Ниеншанц как памятник истории и архитектуры имеет минимальную ценность. Это стандартное дерево-земляное укрепление с небольшими каменными фрагментами. Шведы справедливо дали ему скромное название «Невский окоп» – именно так переводится Ниеншанц. Таких «крепостей на скорую руку» и тогда, и в пару последующих веков было тысячи. В Сибири казаки-первопроходцы называли их острогами, американские колонисты – фортами. Их быстро строили и без сожаления бросали. Эти временные сооружения не сравнить с русскими деревянными крепостями, по большей частью сожженными в войнах с татаро-монголами. Те крепости действительно были венцами инженерного и архитектурного искусства своего времени и, доживи хоть одна до наших дней, представляли бы огромную ценность.
Перейдем от теории к жизни. Занимаясь судьбой уже 300 лет несуществующего «Невского окопа», наш министр культуры почему-то не уделяет никакого внимания действительно ценнейшим – и намного более древним памятникам. У истока Невы стоит новгородская крепость Орешек. Она на четыре сотни лет старше Ниеншанца. И выстроена настолько гениально, что выполнила свою крепостную функцию даже в современной войне – фашисты, находившиеся в 300 метрах от крепости, полтора года пытались, но так и не смогли ее захватить – немногочисленный гарнизон надежно укрывали старинные стены. И почти в том же самом послевоенном виде она существует по сей день – восстановлена только одна башня и часть стены.
Сравнивать ее с Ниеншанцем – все равно что сравнивать каменный замок с землянкой. Но министра культуры эта крепость не интересует. Хотя для современных шведов она, насколько мне известно, куда ценнее, чем Ниеншанц. Во всяком случае, именно после одной громкой публикации в шведском журнале в 1980-х годах, посвященной бедственной судьбе бывшего Нотебурга и предлагавшей восстановить его за счет Швеции, советские власти начали там хоть какую-то реставрацию.
Но если уж «прогибаться» перед иностранцами, показывая, как мы ценим следы их экспансии и былого господства на русских землях, то стоило бы уделить внимание Выборгскому замку, глядя на который плачут финны.
А знает ли министр культуры, в каком состоянии находится Копорье – тоже чудом сохранившаяся крепость XIII века? И удастся ли сохранить остатки Ямбургской крепости? Знает ли он о судьбе сотен разрушающихся усадеб и особняков на территории Ленобласти, о нехватке денег на воссоздание монастырей, которые являются не только религиозными учреждениями, но и памятниками истории?
Знает или не знает о них Александр Авдеев – загадка, публично он свою обеспокоенность по поводу этих памятников не высказывал. Широко известна только его позиция по поводу Ниеншанца.
Ну ладно, Авдеев – человек все же не питерский, историю Северной Руси, может, изучал только по вузовским учебникам. Но ведь среди патриотов Ниеншанца, требующих его музеефикации и увековеченья, немало и жителей Петербурга. Ведь и от них мы ни слова не слышим о том, что в городе и области есть памятники поважнее и поинтереснее «Невского окопа». И для археологических исследований есть куда более достойные адреса. Например, по некоторым данным, древнейший торговый путь «из варяг в греки» проходил по территории нынешнего Петербурга там, где сейчас Полюсторовский проспект. Именно здесь могли сохраниться следы постоялых дворов, какие-то артефакты. …Бедный Ниеншанц нисколько не виноват, что стал аргументом в отнюдь не исторических спорах. Его возносят на пьедестал только для того, чтобы сорвать строительство «Охта-центра». Но те, кто бросает камни в «Охта-центр», на самом деле попадают этими камнями в отечественную историю.
Если остатки бревен шведского форта им важнее русских крепостей, значит, работа и подвиги наших предков, осваивавших и отстаивавших эти земли, не имеют никакого значения. Главное, что шведы здесь пару веков посидели. А то, что еще в VII веке русичи воздвигли Старую Ладогу – первую столицу нашего государства, это мелочи, о которых и вспоминать не стоит. Такой вот патриотизм у известных защитников петербургской истории. Им впору еще и Петра I обвинить – что он приступом взял, а потом еще и снес шведские укрепления, а затем и город на месте финских и шведских хуторов построил. Может, и их сейчас начнем откапывать и музеефицировать?
