Планета
ВОКРУГ "ЗАМОРОЖЕННОГО" АРХИПЕЛАГА
29 октября
Поднятых с траулера "Электрон" рыбнадзорщиков чуть ли не на руках перенесли в норвежскую лодку, доставившую инспекторов в госпиталь. Юристы с эскулапами там же вынесли вердикт: "Со стороны должностных лиц и экипажа траулера не предпринимались действия, угрожающие безопасности граждан Норвегии или могущие быть в этом смысле истолкованными". Тем не менее сами инспекторы были единодушны: "Повторить этот кошмар не хотим". Российские мореходы подобной оценки не разделяют: "Чив-во? Да спали они вон там, на полу! На жратву их водили. Шашки давали. Не то что матом, но и пальцем их, почти говоря, не трогали". В этом проявились в том числе национально опосредованные различия во взглядах на проблему Баренцева моря.
Статус его конфликтной акватории определен Парижским (1920 г.) соглашением, относящимся, по существу, не к морю, а к разбросанным по нему островам, составляющим главным образом архипелаг Шпицберген. Он открыт в ХI-ХII веках русскими мореходами-поморами, давшими ему старославянское название Грумант, т. е. "замороженный". Правовые нормы, а главное, хозяйственные возможности того времени не подвергали сомнению "никому ненужность" скованных ледяным панцирем островов. В 1872 году это подтвердил первый на этот счет дипломатический акт - обмен нотами между Россией и Королевством Швеции и Норвегии.
К 1920 году по ходу геолого-разведочных работ на Груманте-Шпицбергене архипелаг был, по существу, явочно "оприходован" Норвегией. Это не вызвало возражений на тогда же состоявшемся Парижском конгрессе, подытожившем владения победителей в Первой мировой войне, - с существенной оговоркой об исключительно мирном использовании архипелага и его международной открытости. При четырехмильной норвежской экономической зоне вокруг островов.
К соглашению, подготовленному без нас, Москва присоединилась только в 1935 году. А в 1947 году Норвегия признала "особые экономические интересы СССР на Шпицбергене". Причем сделала это с согласия победителей во Второй мировой войне. Таким образом, права на Шпицберген нами трактуются в русле прочих послевоенных договоренностей, незыблемость которых мы отстаиваем с оглядкой на Калининград и Курилы.
На практике еще с конца 30-х годов прошлого века мы приступили к совместной добыче угля на Шпицбергене, а с начала 50-х - к рыбному промыслу, не покушаясь на реющий над регионом норвежский флаг. При Советском Союзе натовская Норвегия вопросов не задавала. Но уже при "новой России" Норвегия установила здесь радиолокационную станцию военного или как минимум двойного назначения, ввела вокруг архипелага 200-мильную зону, называемую то "экономической", то "рыбоохранной". Пока главная проблема - в ней.
Без запальчивости признаем: в самой формулировке прав на архипелаг и омывающие его воды заключено противоречие. Если это все-таки владение Норвегии, то ей и устанавливать порядок освоения недр и глубин. Если они находятся в совместном пользовании, то норвежские правила мы принимаем лишь тогда, когда они не противоречат нашим интересам. И никакой 200-мильной зоны, тем более непрописанной "рыбоохранной", а также квот и геологических ограничений мы не признаем. Никто не спорит об экологической и прочей полезной заданности морской политики Осло. Но столь же очевидно, что нам она не по карману. Тогда что? Отказываться от рыбного промысла? Но за 15 лет объем добытых Россией морепродуктов и так снизился с 11 до 3 миллионов тонн.
Мы благодарны Норвегии за приверженность правовым способам в решении международных споров. Но с 2004 года она еще на 24 морские мили расширила полосу своих территориальных вод, формально - за счет "ничейной" зоны в Баренцевом море. Фактически она приблизилась к крупнейшему в мире и еще не поделенному Штокманскому газоконденсатному месторождению. А это уже не миллионная по стоимости "треска", а миллиардные прибыли или потери. Доводы норвежцев те же: разработка Россией этого месторождения влечет последствия, вредные для экологии региона. Правда, приводимые при этом факты касаются не самого месторождения, а проектируемого нами нефтеналивного терминала в Печенежском заливе, а также буровых работ на Шпицбергене. Так что с адресом "доводов" налицо неувязка.
Еще в 1974 году мастодонт дипломатии ХХ века Андрей Громыко назвал соглашение о Шпицбергене "хорошим, но требующим уточнений". Его преемники, похоже, запомнили только первое. Поэтому размежевание в Баренцевом море, а также статус архипелага Шпицберген десятилетиями остаются без уточнений. А не дай бог, прольется кровь, что будут делать политики и дипломаты, те, кому "по мигалкам" положено сигналить первыми? Искать виновных среди "алчных рыбаков"? Или "засугубленных военных"? Пока отношения выясняют имеющие не выше "капитанского" звания. А "адмиралы" как бы не видят из высоких кабинетов двух столиц шестиметровые волны, бушующие в Баренцевом море. Среди давно оттаявших проблем "Замороженного" архипелага...
Борис ПОДОПРИГОРА
Статус его конфликтной акватории определен Парижским (1920 г.) соглашением, относящимся, по существу, не к морю, а к разбросанным по нему островам, составляющим главным образом архипелаг Шпицберген. Он открыт в ХI-ХII веках русскими мореходами-поморами, давшими ему старославянское название Грумант, т. е. "замороженный". Правовые нормы, а главное, хозяйственные возможности того времени не подвергали сомнению "никому ненужность" скованных ледяным панцирем островов. В 1872 году это подтвердил первый на этот счет дипломатический акт - обмен нотами между Россией и Королевством Швеции и Норвегии.
К 1920 году по ходу геолого-разведочных работ на Груманте-Шпицбергене архипелаг был, по существу, явочно "оприходован" Норвегией. Это не вызвало возражений на тогда же состоявшемся Парижском конгрессе, подытожившем владения победителей в Первой мировой войне, - с существенной оговоркой об исключительно мирном использовании архипелага и его международной открытости. При четырехмильной норвежской экономической зоне вокруг островов.
К соглашению, подготовленному без нас, Москва присоединилась только в 1935 году. А в 1947 году Норвегия признала "особые экономические интересы СССР на Шпицбергене". Причем сделала это с согласия победителей во Второй мировой войне. Таким образом, права на Шпицберген нами трактуются в русле прочих послевоенных договоренностей, незыблемость которых мы отстаиваем с оглядкой на Калининград и Курилы.
На практике еще с конца 30-х годов прошлого века мы приступили к совместной добыче угля на Шпицбергене, а с начала 50-х - к рыбному промыслу, не покушаясь на реющий над регионом норвежский флаг. При Советском Союзе натовская Норвегия вопросов не задавала. Но уже при "новой России" Норвегия установила здесь радиолокационную станцию военного или как минимум двойного назначения, ввела вокруг архипелага 200-мильную зону, называемую то "экономической", то "рыбоохранной". Пока главная проблема - в ней.
Без запальчивости признаем: в самой формулировке прав на архипелаг и омывающие его воды заключено противоречие. Если это все-таки владение Норвегии, то ей и устанавливать порядок освоения недр и глубин. Если они находятся в совместном пользовании, то норвежские правила мы принимаем лишь тогда, когда они не противоречат нашим интересам. И никакой 200-мильной зоны, тем более непрописанной "рыбоохранной", а также квот и геологических ограничений мы не признаем. Никто не спорит об экологической и прочей полезной заданности морской политики Осло. Но столь же очевидно, что нам она не по карману. Тогда что? Отказываться от рыбного промысла? Но за 15 лет объем добытых Россией морепродуктов и так снизился с 11 до 3 миллионов тонн.
Мы благодарны Норвегии за приверженность правовым способам в решении международных споров. Но с 2004 года она еще на 24 морские мили расширила полосу своих территориальных вод, формально - за счет "ничейной" зоны в Баренцевом море. Фактически она приблизилась к крупнейшему в мире и еще не поделенному Штокманскому газоконденсатному месторождению. А это уже не миллионная по стоимости "треска", а миллиардные прибыли или потери. Доводы норвежцев те же: разработка Россией этого месторождения влечет последствия, вредные для экологии региона. Правда, приводимые при этом факты касаются не самого месторождения, а проектируемого нами нефтеналивного терминала в Печенежском заливе, а также буровых работ на Шпицбергене. Так что с адресом "доводов" налицо неувязка.
Еще в 1974 году мастодонт дипломатии ХХ века Андрей Громыко назвал соглашение о Шпицбергене "хорошим, но требующим уточнений". Его преемники, похоже, запомнили только первое. Поэтому размежевание в Баренцевом море, а также статус архипелага Шпицберген десятилетиями остаются без уточнений. А не дай бог, прольется кровь, что будут делать политики и дипломаты, те, кому "по мигалкам" положено сигналить первыми? Искать виновных среди "алчных рыбаков"? Или "засугубленных военных"? Пока отношения выясняют имеющие не выше "капитанского" звания. А "адмиралы" как бы не видят из высоких кабинетов двух столиц шестиметровые волны, бушующие в Баренцевом море. Среди давно оттаявших проблем "Замороженного" архипелага...
Борис ПОДОПРИГОРА
