«Вишнёвый сад» вырос в партере
Новый спектакль Льва Додина оказался не сентиментальным, но очень мудрым
Кажется, Лев Додин задумал цель поставить все пьесы Чехова. В репертуаре МДТ – Театра Европы в разные годы появлялись «Пьеса без названия», «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры»… «Вишнёвый сад» в афише этого театра возник второй раз… Впервые Додин ставил эту пьесу о том, как «недотёпы» потеряли всё, что имели, в 1994 году. Спустя 20 лет, с совершенно другими артистами в главных ролях, он вернулся к этому материалу.
Художник Александр Боровский и Лев Додин в этот раз отказались от сцены. Действие вынесено в партер, посреди которого стоит бильярдный стол Гаева (Игорь Черневич), а над ним висит запелёнутая в белую ткань люстра с подставленной под неё деревянной стремянкой, заляпанной краской. Там, где обычно сцена, висит белый экран, на котором Лопахин (Данила Козловский) сначала покажет кино про вишнёвый сад, а потом устроит презентацию своего бизнес-проекта по разделу сада на дачные участки. Пространство прохода между первым рядом партера и сценой заставлено уже зачехлённой мебелью. Что прикидываться, будто мы не читали пьесу: всё уже и так понятно, режиссёр, даже Лев Додин, – не Господь Бог, он не в состоянии изменить ту судьбу, которую написал своим персонажам Чехов. Они потеряют и этот сад, и это имение, и свой привычный уклад жизни, с чаепитиями под вишнёвое варенье…
Боровский вопреки сложившейся традиции не стал делать из Раневской (Ксения Раппопорт) красавицу из Парижа. Она возвращается в родное гнездо в чёрном плаще, под которым будет невнятное, тёмное с лиловым, платье. Она поизносилась: и душой, и нарядами. Непривычно молодая, эта Раневская не дама с причудами. Она духовная беженка от неудачной судьбы. Поэтому так искренне отчаянно она оправдывает причину своего отказа продать землю…
Её бестолковый братец в уютных валенках поверх брюк – такой же хороший, добрый человек, которому тоже не убежать. От самого себя и слуги Фирса, который следует за ним по пятам. Органичнее Игоря Черневича в этом спектакле нет никого. Милый мечтатель, безвредный, но и бесполезный человек, на которого невозможно ни обидеться, ни понадеяться. Он абсолютно искренне даёт слово, что имение не будет продано, и в то же время абсолютно искренне понимает, что не сдержит его. Седая голова на груди у сестры, как когда-то в детстве. Покорность заботливому Фирсу в выцветшем камзоле (Александр Завьялов): переодеваться так переодеваться. Так и не выросший ребёнок.
Даже роли второго плана в этом спектакле приобретают объём. Петя Трофимов (Олег Рязанцев) впервые, кажется, перестаёт быть комическим персонажем. Из чеховского текста даже вымарана реплика о том, как Петя с лестницы упал. Он чист сознанием. Отдавая себе отчёт в том, что никогда не будет богат, денег у дельца Лопахина он не берёт. Бедность, но честность – его сознательный выбор. Как и вечное студенчество.
Человек с рабским сознанием, Яша (Станислав Никольский), входит в дом с немым восторгом. Он-то, в отличие от Пети, готов и на коленях перед Раневской ползать за одно только обещание забрать его в Париж. Ни мать, ни девушка – не растревожат его. Человек без принципов. Лакейство как свойство характера.
Вопреки традиции Варя в исполнении Елизаветы Боярской в этом спектакле очень самостоятельная, независимая, кажется – единственная мыслящая здраво девушка. Её подводит только любовь к Лопахину, которая заставляет её вечно скрещённые на груди руки обвиться вокруг шеи этого дельца в щёгольском костюме кремового цвета.
Козловский, русский актёр из не первого города России, снимающийся в Голливуде и рекламирующий с Кирой Найтли «Шанель», в роли купца Лопахина – невероятное смысловое совпадение. My way Фрэнка Синатры в финале он поёт с лихорадочным блеском глаз. Он действительно пройдёт уникальный путь: не имея ничего, безродный, босый всё своё детство, из семьи, которую не пускали на порог этого дома, он станет его полноправным владельцем.
Он не подлец, не подонок, он – мужичок, который помнит доброе по отношению к себе. Денег он не жалеет. Но это имение – не капиталовложение. Это инвестиция, у которой нет денежного эквивалента. Он даже не может поверить в случившееся. Он бьёт чечётку, поёт, паясничает, кричит и наконец падает на диван уже своего дома, в уже своей гостиной, а звуки ударов бильярдного кия о шары сливаются со звуками вырубаемого сада…
Фирс, как и написано у Чехова, также останется запертым в старом доме. Но это не вызывает никаких особенных эмоций. Спектакль у Додина получился совершенно без сентиментальностей, но очень мудрым. Всё проходит. Времена меняются. Купцы Лопахины были, есть и будут. Они снова будут сносить старые дома под строительство офисов, закрывать исследовательские институты, чтобы открывать в их помещениях гостиницы, бывшие туалеты переквалифицировать в рестораны. Противиться этому невозможно. Это можно только принять.
Катерина Павлюченко, театровед