Культура
Виктор Ерофеев: «Я пишу для умных и красивых»
22 октября
На завершившемся международном фестивале «Балтийский дом» («Невское время» – один из информационных спонсоров этого фестиваля) настоящий фурор произвел спектакль Национального театра «Раду Станка» из города Сибиу (Румыния) московского режиссера Андрея Жолдака «Жизнь с идиотом».
– Виктор Владимирович, спектакль в России показывается впервые, но ему уже два года. Вы были на премьере?
– Да, был по просьбе Андрея, которого знал шапочно. Времени, как всегда, не хватает, и вдруг – Румыния, провинциальный город… Жутко избалованный прекрасными постановками оперы «Жизнь с идиотом», начиная с Голландии и кончая Новосибирском, помню, подумал: господи, да что мне там делать?! Я сильно колебался: ехать – не ехать. Лететь нужно было на двух самолетах. На последнем, дурацком, из Вены в Сибиу, страшно болтало.
И я больше всего боялся заснуть, как только выключат свет. Сюжет я знаю, ужасы, которые произойдут на сцене, может быть, содрогнут зрителя, но уж точно не меня. Тем более что спектакль не оперный – громкой музыки не будет. Действительно, я сел и чувствую: засыпаю. Ну, думаю, конец, это позорище – прилетел и заснул!
– Так все-таки заснули?
– Засыпал. Но проснулся буквально на третьей минуте и смотрел неотрывно. Я считаю, что это самый лучший комплимент Андрею.
– У рассказа счастливая судьба. Его экранизировал Александр Рогожкин, переложил на музыку Альфред Шнитке…
– Только в Германии четыре постановки. Фильм Рогожкина я очень ценю. Там ваши питерские актеры играли: Лика Неволина, Ольга Самошина, Виктор Бычков, Александр Романцов. В Новосибирском оперном поставили замечательный спектакль. Режиссер, правда, польский – Генрих Барановский, но играли и пели наши. В Новосибирске был дикий скандал. Ползала топало ногами, а ползала аплодировало. Я должен был выйти на поклон, поднялся на сцену, стоял и не понимал, что делать: кланяться или не кланяться. Банкет «по случаю скандала» отменили – местное руководство не знало, как реагировать. Банкет состоялся на следующий день; видимо, те, от кого зависело его проведение, созвонились с компетентными товарищами и получили разрешение. А спектакль получил семь «Золотых масок».
– События в рассказе разворачиваются в России, но на ее месте могла быть любая страна.
– Конечно, наши, русские, только декорации. Спектакль о вечном. И смысл его заключается в том, что все мы живем с идиотом. Этим идиотом может быть начальник, муж, жена, сосед. И ты сам! Я рассказ писал не для скандала, а для того, чтобы мы понимали какие-то вещи и внутри себя, и вокруг нас. Потому что у нас обычно как? Обычно дураки вокруг, а мы все умные и хорошие. А по ходу рассказа и спектакля ты все-таки понимаешь, что идиот живет и в тебе. Это не значит, что он занимает все твое пространство. Но согласуй свои действия с ним, найди ему место. Это и есть главная сущность, главная тема цивилизации. Не скажу: культуры. Культура – это все-таки абстрактная, абсолютная, божественная ценность. А цивилизация – это как раз разборки с идиотом. К тому же идиотизм, он повсеместен. Еще наша беда в том, что мы не ведем диалогов, мы ведем монологи. Мы рассказываем. Мы делаем вид, что слушаем, а на самом деле нам главное, чтобы сказать о себе. Так и в спектакле: персонажи не слушают друг друга, каждый гонит свое.
– На афишах я не увидел надпечаток: детям до 16 лет и людям с неуравновешенной психикой смотреть не рекомендуется.
– Надо было сделать. Я бы поставил даже: до 21 года. Это что касается зрителя. А читатель мой, на которого я рассчитываю, он где-то от 18 до 35. В большинстве своем. Так и есть, и не только в России – по всему миру. «Жизнь с идиотом» печаталась, кажется, на всех языках. А после оперы Шнитке стала мировым явлением. За что Альфреду Гарриевичу спасибо, ему, а не мне. «Жизнь с идиотом» написана для умных людей. И вообще все, что я пишу, для умных. Для умных и красивых.
Я молодым человеком, у которого уже были шокирующие произведения (не потому, что я хотел шокировать, а просто общество не было готово их воспринимать адекватно), читал свои вещи, как тогда было принято, на кухнях. И в Москве, и в Питер приезжал читать. Смотришь и понимаешь: если девчонки красивые, скандала не будет. А если пришли непонятно какие, обидятся. Обижаются, когда у человека комплекс. Людям с комплексами почему-то кажется, что я про них написал. В отместку за что-то. Я пишу – и ничего в этом нет позорного – для людей без комплексов. В Новосибирске кто хлопал? Веселые, молодые, классные ребята. А какая-то такая гнилая часть нашей побитой интеллигенции считала, что нарушаются запреты.
– Что послужило толчком к написанию рассказа?
– Это Бог мне дал задание! Выпрыгнул этот рассказ из меня, выпрыгнул как жаба. Я написал его в две недели. Единственным читателем рассказа был Василий Аксенов. Он одобрил, но сказал: никому не показывай, не пришло время. Отстукал я его на машинке в одном экземпляре, положил в ящик письменного стола и потерял. Сначала беспокоился, а потом: ну потерял и потерял. Три года спустя мне позвонил Дмитрий Александрович Пригов: «Приходи на Новый год, каждый должен что-то почитать». Думаю: прочитаю-ка я «Жизнь с идиотом», надо поискать. Искал, искал – нашел. Рукопись завалилась и была утрамбована торцом выдвижного ящика письменного стола. У Димы собралась продвинутая компания. Я прочитал – немая сцена, Новый год по боку. Вот тогда я первый раз подумал – представляете, через три года? – получилось что-то необыкновенное.
– Нормально! Новогодние посиделки, праздник: а вы им – кошмары «Жизни с идиотом», про усекновение головы с помощью садового секатора…
– Я-то думал, что написал что-то смешное. Ну пошел человек в дурдом, выбрал себе сумасшедшего, привел домой, и стали они жить втроем, третий – жена главного героя. Оказывается, авторское восприятие не всегда точное. Автор, бывает, очень сложно пробирается к своему тексту. Часто – вслед за читателем. Критика, к сожалению, не помогает, а читатель помогает. Читатель может подсказать.
У рассказа, конечно же, счастливая судьба. Шнитке не просто написал гениальную музыку. Он, как человек удивительной щедрости, подсветил текст – так, как, я не знаю, подсвечивают Зимний дворец или у нас в Москве Манеж. Он высветил текст! Пустил правильные потоки света в правильном направлении. Я сейчас подумал: а ведь Шнитке все что угодно мог с текстом сделать. Текст мог быть неслышен. Поразительно, но в опере «Жизнь с идиотом» слышно каждое слово.
– В советские времена всегда подчеркивалась воспитательная роль литературы… На афишах можно сделать надпечатку, можно не продать билет тинейджеру, но на чтение книги табу – до 18 лет – не наложишь. «Жизнь с идиотом» может быть опасна.
– Культура вообще опасна. Можно «Декамерон» Боккаччо не вовремя прочитать, даже «Тысячу и одну ночь». Все зависит от воображения подростка. Мы не можем его полностью защитить от тех явлений культуры, в которых есть какое-то соответствие несовершенству нашей человеческой души. А с другой стороны, если у нас таких произведений не будет, то не будет и сыворотки, не будет противоядия от тех кошмарных вещей, которые в жизни нас подстерегают. А некоторые думают, что я хочу их заразить. Культура всегда обоюдоострая. Что, Достоевский не обоюдоострый? А Гоголь? А Чехов, Чаадаев? «Жизнь с идиотом» – рассказ-предупреждение, только и всего. И я бы хотел, чтобы Ерофеева воспринимали не как мастера эпатажа, а как литературный текст. То, что я написал, должно усваиваться или нет независимо от меня. Я не хочу быть пророком. Не хочу вести общество за собой или, наоборот, не вести. Я не Макаренко, чтобы работать с беспризорниками.
Беседовал Владимир Желтов
– Виктор Владимирович, спектакль в России показывается впервые, но ему уже два года. Вы были на премьере?
– Да, был по просьбе Андрея, которого знал шапочно. Времени, как всегда, не хватает, и вдруг – Румыния, провинциальный город… Жутко избалованный прекрасными постановками оперы «Жизнь с идиотом», начиная с Голландии и кончая Новосибирском, помню, подумал: господи, да что мне там делать?! Я сильно колебался: ехать – не ехать. Лететь нужно было на двух самолетах. На последнем, дурацком, из Вены в Сибиу, страшно болтало.
И я больше всего боялся заснуть, как только выключат свет. Сюжет я знаю, ужасы, которые произойдут на сцене, может быть, содрогнут зрителя, но уж точно не меня. Тем более что спектакль не оперный – громкой музыки не будет. Действительно, я сел и чувствую: засыпаю. Ну, думаю, конец, это позорище – прилетел и заснул!
– Так все-таки заснули?
– Засыпал. Но проснулся буквально на третьей минуте и смотрел неотрывно. Я считаю, что это самый лучший комплимент Андрею.
– У рассказа счастливая судьба. Его экранизировал Александр Рогожкин, переложил на музыку Альфред Шнитке…
– Только в Германии четыре постановки. Фильм Рогожкина я очень ценю. Там ваши питерские актеры играли: Лика Неволина, Ольга Самошина, Виктор Бычков, Александр Романцов. В Новосибирском оперном поставили замечательный спектакль. Режиссер, правда, польский – Генрих Барановский, но играли и пели наши. В Новосибирске был дикий скандал. Ползала топало ногами, а ползала аплодировало. Я должен был выйти на поклон, поднялся на сцену, стоял и не понимал, что делать: кланяться или не кланяться. Банкет «по случаю скандала» отменили – местное руководство не знало, как реагировать. Банкет состоялся на следующий день; видимо, те, от кого зависело его проведение, созвонились с компетентными товарищами и получили разрешение. А спектакль получил семь «Золотых масок».
– События в рассказе разворачиваются в России, но на ее месте могла быть любая страна.
– Конечно, наши, русские, только декорации. Спектакль о вечном. И смысл его заключается в том, что все мы живем с идиотом. Этим идиотом может быть начальник, муж, жена, сосед. И ты сам! Я рассказ писал не для скандала, а для того, чтобы мы понимали какие-то вещи и внутри себя, и вокруг нас. Потому что у нас обычно как? Обычно дураки вокруг, а мы все умные и хорошие. А по ходу рассказа и спектакля ты все-таки понимаешь, что идиот живет и в тебе. Это не значит, что он занимает все твое пространство. Но согласуй свои действия с ним, найди ему место. Это и есть главная сущность, главная тема цивилизации. Не скажу: культуры. Культура – это все-таки абстрактная, абсолютная, божественная ценность. А цивилизация – это как раз разборки с идиотом. К тому же идиотизм, он повсеместен. Еще наша беда в том, что мы не ведем диалогов, мы ведем монологи. Мы рассказываем. Мы делаем вид, что слушаем, а на самом деле нам главное, чтобы сказать о себе. Так и в спектакле: персонажи не слушают друг друга, каждый гонит свое.
– На афишах я не увидел надпечаток: детям до 16 лет и людям с неуравновешенной психикой смотреть не рекомендуется.
– Надо было сделать. Я бы поставил даже: до 21 года. Это что касается зрителя. А читатель мой, на которого я рассчитываю, он где-то от 18 до 35. В большинстве своем. Так и есть, и не только в России – по всему миру. «Жизнь с идиотом» печаталась, кажется, на всех языках. А после оперы Шнитке стала мировым явлением. За что Альфреду Гарриевичу спасибо, ему, а не мне. «Жизнь с идиотом» написана для умных людей. И вообще все, что я пишу, для умных. Для умных и красивых.
Я молодым человеком, у которого уже были шокирующие произведения (не потому, что я хотел шокировать, а просто общество не было готово их воспринимать адекватно), читал свои вещи, как тогда было принято, на кухнях. И в Москве, и в Питер приезжал читать. Смотришь и понимаешь: если девчонки красивые, скандала не будет. А если пришли непонятно какие, обидятся. Обижаются, когда у человека комплекс. Людям с комплексами почему-то кажется, что я про них написал. В отместку за что-то. Я пишу – и ничего в этом нет позорного – для людей без комплексов. В Новосибирске кто хлопал? Веселые, молодые, классные ребята. А какая-то такая гнилая часть нашей побитой интеллигенции считала, что нарушаются запреты.
– Что послужило толчком к написанию рассказа?
– Это Бог мне дал задание! Выпрыгнул этот рассказ из меня, выпрыгнул как жаба. Я написал его в две недели. Единственным читателем рассказа был Василий Аксенов. Он одобрил, но сказал: никому не показывай, не пришло время. Отстукал я его на машинке в одном экземпляре, положил в ящик письменного стола и потерял. Сначала беспокоился, а потом: ну потерял и потерял. Три года спустя мне позвонил Дмитрий Александрович Пригов: «Приходи на Новый год, каждый должен что-то почитать». Думаю: прочитаю-ка я «Жизнь с идиотом», надо поискать. Искал, искал – нашел. Рукопись завалилась и была утрамбована торцом выдвижного ящика письменного стола. У Димы собралась продвинутая компания. Я прочитал – немая сцена, Новый год по боку. Вот тогда я первый раз подумал – представляете, через три года? – получилось что-то необыкновенное.
– Нормально! Новогодние посиделки, праздник: а вы им – кошмары «Жизни с идиотом», про усекновение головы с помощью садового секатора…
– Я-то думал, что написал что-то смешное. Ну пошел человек в дурдом, выбрал себе сумасшедшего, привел домой, и стали они жить втроем, третий – жена главного героя. Оказывается, авторское восприятие не всегда точное. Автор, бывает, очень сложно пробирается к своему тексту. Часто – вслед за читателем. Критика, к сожалению, не помогает, а читатель помогает. Читатель может подсказать.
У рассказа, конечно же, счастливая судьба. Шнитке не просто написал гениальную музыку. Он, как человек удивительной щедрости, подсветил текст – так, как, я не знаю, подсвечивают Зимний дворец или у нас в Москве Манеж. Он высветил текст! Пустил правильные потоки света в правильном направлении. Я сейчас подумал: а ведь Шнитке все что угодно мог с текстом сделать. Текст мог быть неслышен. Поразительно, но в опере «Жизнь с идиотом» слышно каждое слово.
– В советские времена всегда подчеркивалась воспитательная роль литературы… На афишах можно сделать надпечатку, можно не продать билет тинейджеру, но на чтение книги табу – до 18 лет – не наложишь. «Жизнь с идиотом» может быть опасна.
– Культура вообще опасна. Можно «Декамерон» Боккаччо не вовремя прочитать, даже «Тысячу и одну ночь». Все зависит от воображения подростка. Мы не можем его полностью защитить от тех явлений культуры, в которых есть какое-то соответствие несовершенству нашей человеческой души. А с другой стороны, если у нас таких произведений не будет, то не будет и сыворотки, не будет противоядия от тех кошмарных вещей, которые в жизни нас подстерегают. А некоторые думают, что я хочу их заразить. Культура всегда обоюдоострая. Что, Достоевский не обоюдоострый? А Гоголь? А Чехов, Чаадаев? «Жизнь с идиотом» – рассказ-предупреждение, только и всего. И я бы хотел, чтобы Ерофеева воспринимали не как мастера эпатажа, а как литературный текст. То, что я написал, должно усваиваться или нет независимо от меня. Я не хочу быть пророком. Не хочу вести общество за собой или, наоборот, не вести. Я не Макаренко, чтобы работать с беспризорниками.
Беседовал Владимир Желтов
