Спецпроект

Великое переселение народа

11 июля

В первые полтора года войны в восточные районы СССР было эвакуировано около 17 миллионов советских граждан


Укутанные в платки, в лаптях женщины и дети шли на восток, кляня Гитлера, войну и мечтая только об одном – остаться в живых

Семь десятилетий – долгий срок, средняя продолжительность целой человеческой жизни. И сегодня мы видим, как в новых книгах и фильмах многие детали уже всё чаще не только нарушают реалии той эпохи, но к тому же искажают её. На этих тематических страницах (первую публикацию в рамках спецпроекта читайте в «НВ» от 23 июня), посвящённых различным аспектам Великой Отечественной, – только правда. Неумолимая правда факта, собранная из мозаики документов, дневников, писем, воспоминаний участников событий…

 

«Во 2-й половине 1941 г. было перебазировано на восток 2593 промышленных предприятия. …Сюда переместились предприятия танковой, авиационной, моторостроительной промышленности, промышленности боеприпасов, вооружения, 94 металлургических, 150 машиностроительных заводов, 40 заводов электротехнической промышленности. Вместе с ними прибыло 30–40% рабочих, инженеров и техников. По неполным данным, из прифронтовой полосы в восточные районы было перемещено 2,4 млн голов крупного рогатого скота, много сельхозтехники, запасов зерна и другого продовольствия».

Великая Отечественная война. 1941–1945. Энциклопедия

 

«Тамара Андриевская: В самом конце лета эвакуировали школу, в которой учились обе мои старшие двоюродные сестры, и вместе со школьниками прицепили несколько дошколят, в том числе меня.

Я очень сильно плакала: сёстры сёстрами, а мама – это ж мама! Меня еле оторвали от неё. Мама напоследок сунула мне большую куклу, но даже кукла не могла помочь. Поезд давно уже ехал, а я всё рыдала. Наш проводник, молодой парень, соскочил на каком-то полустанке и нарвал мне большую охапку полевых цветов. Только тогда я немного угомонилась.

В Калининской области на первое время нас поселили в церквушке. Спали прямо на полу. Я ложилась на свой клочок сена и крепко-крепко прижимала к себе куклу. Это было единственное, что у меня оставалось от до войны, от мамы. Кукла была с гуттаперчевой головой, а сама тряпочная, одетая в нарядное платье. Папа подарил мне её на день рождения, на последний мой день рождения перед войной».

Сергей Ачильдиев. Голоса. Воспоминания о погибшем детстве. Документальная повесть

 

«18 июля 1941 года. На станции Лычково фашистские лётчики подвергли сегодня зверской бомбардировке и обстрелу эшелон с детьми. Это были ленинградские малыши, которых в самом начале войны эвакуировали в Лычковский район, а теперь, в связи с приближением вражеских войск, возвращали в Ленинград. 17 ребят погибло».

Абрам Буров. Блокада день за днём

 

«К концу ноября <1941 года> из Московской области удалось вывезти в тыловые районы большую часть оборудования 498 наиболее важных предприятий. С ними уехали 210 тыс. рабочих и служащих. К этому времени общее число эвакуированных москвичей достигло 2 млн человек. Для перевозки грузов и людей потребовалась 71 тыс. вагонов».

Юрий Горьков. Государственный Комитет Обороны постановляет (1941–1945)

 

«Эвакуация ленинградских заводов и их рабочих началась в июле, после выхода немцев на реку Лугу. Но успели вывезти только 92 предприятия, специализировавшихся на военном производстве, а также некоторые цехи Кировского и Ижорского заводов; остальные, после того как немцы перерезали все железные дороги, застряли в Ленинграде».

Александр Верт. Россия в войне 1941–1945

 

«Изобретение Косыгина – эвакуационные пункты на узловых станциях. Там выдавали хлеб, продукты, стояли титаны с кипятком – сырую воду пить категорически запрещалось. …Были там и врачи, осматривавшие заболевших, душевые и места для санобработки одежды. Потом стали организовывать и столовые».

Александр Трушин. Эвакуация как индустриализация // «Огонёк». № 12. 30 марта 2015

 

«Вокзал в Казани был страшным. Я сейчас зажмурилась, потому что вспомнила… эту толпу, которую качало, как прибой, то в одну, то в другую сторону. Люди стояли, как в трамвае стоят, тесно прижавшись друг к другу. …Чтобы попасть в Набережные Челны, нужно было сесть на пароход. Мне как-то помогли купить билет, я была совсем молодой – двадцать один год, какая-то голубоглазая…

Двое суток мы на пристани не спали, не сидели – стояли, потому что даже и сидеть-то не на чем было. Чемодан стоял торчком, не было места его положить».

Подстрочник. Жизнь Лилианы Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана

 

«19/Х. Вчера долго стояли неподалёку от Куйбышева, мимо нас прошли пять поездов – и поэтому нам не хотели открыть семафор. Один из поездов оказался впоследствии рядом с нами на Куйбышевском вокзале, и из среднего вагона (зелёного, бронированного) выглянуло печальное лицо М.И. Калинина. Я поклонился, он задёрнул занавеску. Очевидно, в этих пяти поездах приехало правительство. Вот почему над этими поездами реяли в пути самолёты, и на задних платформах стоят зенитки. Итак, с 18/Х 1941 г. бывшая Самара становится нашей столицей».

Корней Чуковский. Дневник. 1930–1969

 

«Одновременно <с военными перевозками> в огромных масштабах шла эвакуация грузов и людей на восток: только с июня 1941 по январь 1942 года учтены перевозки, превышающие 1 миллион вагонов».

«Правда». 25 марта 1985 года


«Осенью 1941 года маму, как медсестру, послали сопровождать эшелон эвакуированных в Чувашию. По дороге наш эшелон обстреливали, но мне это не казалось страшным, наоборот, запомнились разноцветные трассирующие пули – красиво. Мы собирались через месяц вернуться, даже не взяли с собой тёплых вещей, а застряли в Мариинском Посаде на три года. Было холодно и голодно. По карточкам выдавали только хлеб, ведро картофельных очистков стоило на рынке сорок рублей. Когда кто-то из ребят приходил в школу, наевшись чеснока, в памяти возникал запах колбасы, а описание колбасной лавки в «Чреве Парижа» вызывало настолько сильные желудочные переживания, что я не смог дочитать роман Золя. Многие местные жители эвакуированных не любили, считая, что это из-за них всё дорожает».

Игорь Кон. 80 лет одиночества

 

«Перед войной в Челябинске был построен театр оперы и балета. В нём мы «поселили» московский завод «Калибр». Придёшь, бывало, и видишь фантастическую картину. На сцене – термический цех, в партере – кузнечный, в фойе – другие цехи, но, несмотря ни на что, «театр» этот свой план выполнял и перевыполнял».

Николай Патоличев, с начала 1942 года первый секретарь Челябинского обкома и горкома ВКП(б) // «Советская Россия». 1985, 15 марта

 

«Едва по радио объявили о начале войны, Орбели сразу связался с Москвой:

– Надо немедленно приступать к эвакуации Эрмитажа!

– Таких указаний пока не поступало, – осторожно ответили в Комитете по делам искусств. – Ждите…

Чинуши, трусы, без указаний шагу ступить не могут, а у него, директора Эрмитажа, на руках около двух миллионов единиц музейного хранения, самое крупное достояние человечества! Иосиф Орбели был в гневе. Не выдержав, к вечеру позвонил снова, наутро ещё раз и в конце концов добился: с 24 июня музей начал паковаться.

Спустя всего шесть дней к отправке уже были готовы полмиллиона наиболее драгоценных экспонатов. А всё потому, что он, Орбели, ещё год назад начал заготавливать ящики, стружки, вату. Делалось это чуть ли не тайком и с немалым риском, ведь за «пораженческие настроения» можно было схлопотать серьёзные неприятности.

Когда на восьмой день войны первый эшелон с драгоценностями Эрмитажа ушёл на восток, Иосиф Абгарович стоял на платформе, прислонясь к фонарю, и плакал».

Сергей Ачильдиев. Петербургские истории. От Петра Великого до Александра Володина


«Отец был в первые дни мобилизован, и мы с мамой остались вдвоём. Она была на восьмом месяце беременности. Жили мы в коммунальной квартире в доме при институте, где работал отец. В один прекрасный день весь институт за час собрался и отправился в эвакуацию. А мы остались. Когда мама узнала об этом, она пришла в ужас. Но нам повезло. По каким-то причинам институт в тот день уехать не смог. Тогда мама устроила скандал: мы – семья фронтовика, офицера. И благодаря маминой настойчивости мы были эвакуированы. Мне долгие годы снился сон: мы стоим с мамой у ворот и видим, как в город входят немцы».

Самарий Зеликин, кинодокументалист. Про беглых (интервью) // «Московские новости». 2004, № 48

 

«Папа ушёл на фронт. Мы с мамой остались в Харькове. Филармония, за которой числились родители, имела строгий лимит на эвакуацию. В первую очередь эвакуировали заводы, фабрики, предприятия, а филармония и тем более нештатные работники позже. Так мы и просидели с мамой на переполненном вокзале с чемоданами и мешками. А потом вернулись домой. …24 октября 1941 года в Харьков вошли немцы».

Людмила Гурченко. Аплодисменты

 

«28 октября 41. В Казани всё было очень мучительно. Если бы не Ида, нам вряд ли удалось бы сойти с парохода на пристань, а потом, сквозь толпу, пробиться в город. …Огромный зал Дома печати набит беженцами из Москвы. Спят на стульях – стулья стоят спинками друг к другу. Пустых мест нет. Мы уложили Анну Андреевну на стол… Анна Андреевна лежала прямая, вытянувшаяся, с запавшими глазами и ртом, словно мёртвая. Я легла, но не спала. Когда рассвело, оказалось, что бок о бок со мной, за спинками стульев, спит Фадеев».

Лидия Чуковская. Записки об Анне Ахматовой

 

«Лидия Степанова: Везли нас через Ладогу по ледовой Дороге жизни. Но на самом деле она была дорогой смерти! Сколько людей погибало в пути! Задний борт грузовика открыт, и нам всё было видно: вслед идёт вереница таких же грузовиков, автобусов, а по бокам – полыньи, в них плавают доски. И вдруг под нами лёд захрустел, захрустел, но шофёр резко прибавил газ, мы проскочили, а следующий за нами грузовик, тоже с детьми и двумя воспитательницами, осел и – на дно… Уже стояла весна, лёд таял вовсю…»

Сергей Ачильдиев. Голоса. Воспоминания о погибшем детстве. Документальная повесть

 

«…Странно: спустя 70 лет после Победы нет ни одного серьёзного труда, посвящённого беспрецедентному «броску на восток» гигантского экономического хозяйства. Миллионы документов в Российском государственном архиве экономики (РГАЭ) разложены по наркоматам, министерствам, ведомствам, отраслям. И нет исследователя, который составил бы целостную картину великого исхода».

Александр Трушин. Эвакуация как индустриализация // «Огонёк». № 12. 30 марта 2015


«Выковоренные»

Сергей Ачильдиев, редактор отдела спецпроектов «НВ»

То, что сумели сделать организаторы этой самой масштабной в человеческой истории эвакуации, иначе как подвигом не назовёшь. Но для самих эвакуированных чаще всего это переселение было тяжелейшим испытанием. Ехали долго, не в самых комфортных условиях и, за редкими исключениями, неизвестно куда.

В нашей семье сохранилась история о том, как в середине октября 1941 года мачеха моего деда с двумя малолетними внуками уезжала в эвакуацию из Москвы на родину, в Ташкент. Уезжала в вагоне метро, потому что других вагонов уже не было, и вообще, в столице в те дни творилась страшная паника.

Ехать в вагоне метро было невыносимо тяжело. На станциях, чтобы сбегать за кипятком или за покупкой провизии, приходилось спрыгивать на землю или низкую платформу, но потом забраться обратно без посторонней помощи женщинам было не под силу. И туалета нет, поэтому по надобности ходили через открытую дверь.

Когда добрались до Южного Урала, мальчишки из окрестных сёл стали кидать в окна камни. Ещё бы, такие невиданно красивые вагоны! Кто там может ехать? Только проклятые начальники! Из разбитых окон дул ледяной ветер. Женщины снимали с себя всё и укутывали детей.

Вагоны были набиты, как банки с консервами. Дети сидели и лежали на сиденьях. Почти все женщины стояли. Так и ели, и спали – стоя. А ехали почти два месяца, потому что пропускали эшелоны, идущие на фронт. В Ташкенте женщин снимали на руках, ходить они не могли, ноги раздуло как колоды…

Я долго считал эту историю легендой. Ну как могли отправить в такую даль женщин с детьми в вагонах метро? И с чего бы мальчишки стали кидать в эти вагоны камни? Но вот у Лидии Чуковской в «Записках об Анне Ахматовой» наткнулся на две коротких записи 1941 года. Одна – от 2 ноября: «Новосибирск. Синенькие вагоны московского метро, заваленные снегом». Другая – от 9 ноября: «Я оттолкнула Анну Андреевну от окна – мальчики-узбеки швыряют камни в наш поезд с криками: «Вот вам бомбёжка!»

…Так, случалось, ехали. Но и по прибытии обычно оказывалось не легче. Наплыв приезжих увеличивал население городов, посёлков, деревень вдвое, а то и больше. Это вызывало у местных вполне понятное недовольство. Тут, конечно, ещё примешивалась вечная зависть к «столичным штучкам» – «богатеньким белоручкам». Неудивительно, что эвакуированных нередко называли «выковоренные», с презрением и чувством удовлетворения: дескать, ну что, узнали теперь, почём фунт лиха? Да приехавшие и сами ощущали себя такими: будто выковыряла их война из родного дома и швырнула невесть куда…

 

И лишь спустя месяцы многие из них – не все, но многие – доказали местным, что тоже умеют работать. В поле, на сенокосе, со скотиной… Работать и терпеть, как бы ни было тяжело и тоскливо. И тогда их приняли, тогда они стали хоть и «выковыренными», но своими.


Фо­то Макса Альперта / фотохроника ТАСС
Курс ЦБ
Курс Доллара США
91.98
0.113 (0.12%)
Курс Евро
100.24
0.271 (0.27%)
Погода
Сегодня,
19 мартa
вторник
+3
Облачно
20 мартa
среда
+5
Облачно
21 мартa
четверг
+6
Слабый дождь