«Тени великих предшественников питают меня энергией»
Народный артист России Николай Мартон – о своей актёрской судьбе и о методах современных режиссёров
Николай Мартон – артист Александринского театра, голосом которого говорят герои многих радиоспектаклей, он снимается в кино, принимает участие в концертах Академической капеллы. Среди его недавних театральных работ – удивительный моноспектакль «Монологи», объединивший десять монологов известных героев, которых артисту не довелось сыграть на большой сцене, а в марте этого года состоялась премьера спектакля Теодороса Терзопулоса с его участием – «Конец игры». Наша встреча произошла за кулисами его родного театра: артист решил показать корреспонденту «НВ» то, что обычно скрыто от глаз зрителей…
– Николай Сергеевич, какая у вас интересная гримёрка…
– Да, здесь – портреты всех великих актёров нашего театра. Я попросил литературную часть мне помочь с поиском фотографий. Ни в одной гримёрке нашего театра больше ничего подобного нет. Всё забывается, всё проходит…
Я их повесил не ради красоты, они мне правда нужны. Если ты выходишь на эту сцену, тебе нужна подпитка. И вот тени великих предшественников питают меня энергией.
– Как вы оказались в труппе, где было такое созвездие любимых всей страной актёров?
– Мне было всего 28 лет, когда Леонид Сергеевич Вивьен пригласил меня в Александринский театр. В тот же год меня приглашали в московский Малый театр и домой, в Киев, в Театр имени Леси Украинки. Три предложения в один год – можно с ума сойти молодому артисту! Конечно, это везение и судьба…
Я выбрал Александринку, потому что здесь работали великие артисты – Симонов, Толубеев, Черкасов, Меркурьев, Борисов, Бруно Фрейндлих, Игорь Горбачёв...
– Стать актёром было предначертано вам свыше?
– Вот ты родился, живёшь… и развиваешься по своему индивидуальному пути. Я не знаю, что – Господь Бог ли, наша планета, высший разум, – но нечто такое руководит каждым человеком. Я в этом абсолютно уверен. И судьба в таком случае точно есть. Если тебе предназначено заняться каким-то делом, то ты обязательно будешь им заниматься. Я перепробовал в своей жизни много профессий, но пришёл именно в театр и остался в нём.
– Оказавшись в таком звёздном коллективе, как вы себя чувствовали?
– Я понимал своё везение и ощущал ответственность и трепет. Ведь нас – тысячи тысяч по всей стране – молодых, талантливых, горячих, мечтающих, фантазирующих, но кому-то одному удаётся прийти в такой театр, а этим тысячам – нет. Я это понимал и ценил, будучи молодым артистом.
Входил я достаточно сложно. Это была труппа Вивьена, в которой даже артист, играющий маленькую роль, – «это красочка», как говорил Леонид Сергеевич, в огромной палитре, из которой складывается спектакль. Каждая интонация была выверена – гармония была в его спектаклях. Поразительная! И глубокая мысль. Я иногда бывал в шоковом состоянии от спектакля. Я видел, например, «Бег» с Черкасовым: когда он в последней мизансцене становился на колени и произносил монолог, покаяние страшного генерала, повесившего тысячи людей, – великий артист с такими глазами, таким сердцем! – зрители вставали потрясённые… И таких спектаклей было много.
– Вы помните ваш первый выход на Александринскую сцену?
– Первый же ввод – и я встретился с Пушкиным. Это были «Маленькие трагедии» («Скупой рыцарь»), я играл в паре с великим Николаем Черкасовым.
– Кстати, о ролях. Вы играете в постановках таких разных режиссёров: Фокин, Могучий, Терзопулос…
– Да. Это великое везение – быть востребованным у режиссёров с разным взглядом на жизнь, на произведения. Вот, например, у Валерия Фокина есть ощущение времени и состояния общества в нём, ведь через 5–10 лет оно будет совершенно другое, другие времена придут. Он абсолютно точно знает, почему сегодня должен быть поставлен этот материал. Фокин ничего не возьмёт просто так.
Он отдаёт материалу все свои мысли, всю свою энергию, заранее видит, какой у него будет спектакль. Фокин к началу репетиций уже знает свой спектакль, живёт в нём, в его душе, насыщен им, даже слышит его дыхание, его музыку. Выбирая артистов на роли, он никогда не ошибается. Вся гармония – уже в нём.
– Вы много ролей сыграли в постановках Могучего…
– Андрей Могучий – особая глыба. Бывает такое удивительное счастье, когда актёр и режиссёр не просто понимают, а чувствуют друг друга, ощущая мысли на другом энергетическом уровне. Меня поражает его необузданная фантазия. И, казалось бы, такой жёсткий характер, а внутри – детскость, доброта, мягкость и любовь к артисту. Просто поразительно. Моя встреча с ним – счастье, возможность работать над другими ролями, подчас полюсными.
– В конце апреля состоялась премьера Теодороса Терзопулоса «Конец игры»...
– Я с этим режиссёром встретился в первый раз. Мне понравилось, что он устраивал здесь кастинг, долго отбирал артистов, которые заняты сейчас в этом спектакле. Мы с ним работали дружно. Он – режиссёр-философ, который много говорит. А я – человек любопытный и азартный, поэтому мне было очень интересно! Я даже какие-то его фразы записывал для себя.
Конечно, сам материал был очень сложен для меня. Я – классический артист: сюжет люблю, интересные характеры, а у Беккета – другая драматургия, всё относительно, абстрактно. Я долго не понимал, как это может быть на сцене, для нашего зрителя. Но он убеждал нас, что и такой театр имеет право на жизнь.
Кстати, идея поставить «Конец игры» не Терзопулоса, а Валерия Фокина, который предложил ему Беккета, так как видел его спектакли на эту тему в Европе.
Эти два с половиной месяца были очень напряжёнными, потому что к его репетициям нужно быть особенно готовым. У Беккета – все роли главные, и полтора часа, которые длится спектакль, нужно прожить с абсолютной погружённостью в роль. Всем было очень интересно: мы понимали, что должны преодолеть очень высокую планку, ведь мы артисты Александринского театра! Поразительно, как Терзопулос сам трепетал, когда шла работа. У него очень необычный метод для русского актёра.
– А в чём необычность?
– Перед каждой репетицией и каждым спектаклем 40 минут идёт тренинг. Это дыхательные упражнения, соединённые с физическими, они очищают тебя от повседневных забот, которые у каждого человека есть. То ты плохо себя чувствуешь, то тебе неправильно стол сервировали за обедом, то жена опоздала – тысячи таких вещей. Его тренинг действительно освобождает тебя от этого, ты становишься чище внутри и наполняешься энергией. В его режиссуре (это самое главное) мысль – замечательно, чувства – хорошо, но если не будет энергии, никто тебя не поймёт, не почувствует и не услышит! Ты должен быть наполнен этой энергией, желанием передать своё состояние залу.
– Вы часто говорите, что помимо Александринского театра вашим творческим домом можно назвать Капеллу...
– Да, и в нём есть совершенно уникальный человек – Владислав Чернушенко. Однажды, участвуя с хором в спектакле нашего театра, Владислав Александрович услышал мой голос и пригласил меня исполнить роль чтеца в оратории «Иван Грозный». Это – наша первая встреча, где-то четверть века тому назад случившаяся.
За эти годы сотрудничества много работ сделано в Капелле, последние из которых – литературно-музыкальные композиции «Царь Иудейский» и «Моцарт и Сальери». Я очень дружен с этим уникальным хором. Чернушенко напитал меня музыкой, дал по-настоящему её почувствовать!
– Я думаю, это будет очень интересная программа. Николай Сергеевич, раскройте секрет, как вы ставили голос – всегда поражает его звучание в любом жанре, на любой сцене.
– Поставить драматический голос невозможно. Какой тебе дал Бог голос, тембр – так и есть, можно только укрепить, чтобы артисту было легко разговаривать. Но когда человека не слышно со сцены, это не проблема силы голоса, а проблема отсутствия энергии. Должно быть желание отослать окрашенную чувством мысль зрителю. Эта установка зависит не от голоса, а от мастера, который учил профессии. Леонид Сергеевич Вивьен говорил: «Тебя должно быть слышно, видно и понятно». Это – три актёрских понятия, если они будут на сцене, то всё будет хорошо.
Беседовала Анна Французова
