«Приходится разрываться на два города»
Актер Алексей Девотченко живет и играет в театрах Москвы, а в Петербурге у него семья и бурная политическая деятельность
Свой горячий темперамент Алексей Девотченко объясняет тем, что в нем смешалось много кровей – польская, русская, казачья. Говорит, что порой в нем вылезает «польская спесь и гонор», иногда кулаки чешутся (это уже от казачьих корней), когда надо вступаться за правду. И какая-то неведомая сила поднимает его с дивана и зовет на митинги – не может он пройти мимо возмущающих его вещей: нависающих сосулек, обрушающихся крыш, сноса старых и знаковых домов в центре Петербурга. При этом он ни в коем случае не считает себя общественным деятелем, трибуном, организатором демонстраций и пикетов. Говорит, что прежде всего он актер, и главным образом театральный. Театр – его доминанта, главная точка отсчета существования. Мы встретились на поэтическом вечере в доме Кочневой, где Девотченко читал композицию из стихов Иосифа Бродского и Тимура Кибирова.
– Алексей, вам удалось представить зрителям особенную по энергетике и заряду программу. Как возникла ее идея?
– Меня попросили подготовить на свой вкус поэтическую композицию. До этого я делал моноспектакли, но не выступал как режиссер. Не просчитывал акценты, не думал, в какой последовательности соединять стихи, шел только от интуиции. Тимур Кибиров сюда перекочевал из спектакля «Эпитафия». А Бродского я вообще до этого не читал на сцене.
– Хотя кажется, что вы сроднились с поэзией Бродского…
– Спасибо. Я давно его для себя открыл и очень люблю. У меня есть идея по стихам Бродского, по его прозе сделать спектакль «Вальс на прощание», позаимствовав название у моего любимого писателя Кундеры. Включить туда отрывок из выступления Бродского на вручении ему Нобелевской премии, когда он говорил, что самое страшное преступление против литературы не ее запрет, не цензура, не маленькие тиражи, а не чтение ее. Добавил бы в этот спектакль замечательные тексты Владимира Буковского из книги «И возвращается ветер…». Может быть, пригодился бы Ленин – история бойни у него очень хорошо отражена в 55 томах, такую богатую информацию вы не получите ни в каких архивах. Использовал бы тексты Александра Солженицына.
– Вы берете произведения гражданского звучания...
– Скорее вещи, созвучные времени. Во многих произведениях классиков прошлого, хочешь не хочешь, а присутствует гражданское. Чехов разве не задевает волнующие нас проблемы? Или Достоевский? А Салтыков-Щедрин? Ощущение, будто он где-то среди нас живет. И Пушкин, и Кибиров…
– В последнее время вас почти не видно на петербургских сценах. Где вы все-таки сейчас живете?
– Теперь больше в Москве. В Питере мне не предлагают ролей, и бываю я здесь не больше недели в месяц, хотя у меня здесь семья. Приходится разрываться на два города. Очень редко выхожу в «Короле Лире» на сцене МДТ у своего любимого педагога и режиссера Льва Додина. И потихоньку переношу свои моноспектакли в Москву.
– Вы считаете, в Москве больше театральных событий происходит?
– Безусловно. Да и город-то побольше будет... Стало быть, и театров больше, и событий тоже. Больше проектов – не антрепризных, как в Питере, а серьезных, авторских. На постановки приглашают хороших режиссеров, берут в основном только сильную драматургию. Вот недавно в Театре наций Эймунтас Някрошюс выпустил спектакль «Калигула», в котором я тоже участвую в качестве заговорщика Кереи...
– Вам подошла бы роль Калигулы…
– Не думаю... Калигула не тот персонаж, о котором бы я мечтал. Кого бы я очень хотел сыграть – Иванова в пьесе Чехова, шекспировского Ричарда III, очень бы хотел Альцеста в «Мизантропе» Мольера.
– Работа с Някрошюсом – новый для вас этап?
– До этого мы немного общались в Вильнюсе в его театре «Мено Фортас», и Някрошюс примерно знал, чего от меня можно ждать. Вот, пригласил. Сложно было. Только сейчас в моей голове начинает что-то потихоньку связываться, укладываться. А первые несколько спектаклей – не понимаешь совершенно, как играть... Теперь мандраж прошел... Но при этом изменился сам настрой – поначалу, когда только приступали к репетициям, казалось, что покажем нашим российским правителям, почем фунт лиха. Но спектакль вышел не столько про власть, сколько про поэзию, про любовь, про ненависть, про какие-то очень простые человеческие вещи. И жанр, в котором поставлен «Калигула», – очень редкий, его нет в нашем театре сегодня – это романтическое повествование. Еще Пушкин говорил, что только романтизм приемлем для русского театра. Вот и я в отношении театра остаюсь эдаким реакционером и консерватором – я за русский психологический театр. И романтический. В Питере эталон такого театра – МДТ – Театр Европы.
– Как работает Някрошюс?
– Он всегда знает, что делает, его концепция остается незыблемой. Хотя он слушает актеров и может принять какие-то предложения. Някрошюс скуп на слова, не считает себя обязанным что-то подробно объяснять. Но если говорит, то совершенно замечательные вещи! У Някрошюса потрясающее чувство юмора. Когда он репетировал с нами, я ловил себя на мысли, что он вполне мог бы комедию поставить и сделал бы это гениально. А вообще он трогательный, нежный, очень скромный человек, совсем не мрачный, не демонический, как принято считать. С ним работать безумно интересно, он заставляет шевелить мозгами.
– Вот вы уже без пяти минут москвич. Однако вас волнует жизнь Петербурга...
– Ну, насчет «без пяти минут москвич» спорно... Конечно же, я не могу оставаться безучастным к тому, что творится в моем родном городе. Здесь у меня и мама, и папа, и бабушка, и дедушка родились. И я хотел бы жить и работать здесь. Но не удается. А на митинги хожу исключительно потому, что моя натура требует немедленного выплеска эмоций, когда мне наносят личное оскорбление. Вот снесен Литературный дом на Невском. Я воспринимаю это как личное оскорбление – мне этот дом был очень дорог. В 1943 году его разбомбили и восстановили очень быстро. Какое имеет право Валентина Матвиенко рушить сегодня этот дом? А что было реально сделано, чтобы избавить город от сосулек-убийц? Губернатора приглашали на митинг, она не пришла, сказала: «Я женщина, меня будут оскорблять». Зачем смешивать понятие «женщина» с должностными обязанностями и ответственностью за город? Конечно, не она сама должна сбивать сосульки, но в конечном-то итоге все проблемы замыкаются на ней. Она же губернатор, то бишь завхоз города.
– Коллеги не упрекают вас в том, что в политику ударились?
– Случается, говорят, зачем лезешь? Иди выражайся на сцене. Но я уверен, что в нашей стране гражданин обязан заниматься политикой. Любое голосование на выборах – уже политика. Любое публичное высказывание по поводу властей – политика.
– Вы в своей программе пели песню «С чего начинается Родина?». И акцент на слове «родина» делали. А есть нам чем гордиться вообще?
– Только двумя вещами. Русским театром и освоением космоса. И все! Чем еще можно гордиться? Нефтью? Но можно ли гордиться тем, что у нас это есть по определению. Нам навязывают представление, что мы встали с колен и живем свободно. Это иллюзия. Наш человек не имеет гордости, он унижен, перед всеми готов пресмыкаться, чтобы выжить. Этим уж мы точно не можем гордиться.
– Вы ведь бывали за границей. Хотелось бы там жить и работать?
– Если бы у меня была другая профессия – программист, дизайнер, врач, физик-ядерщик, – меня бы давно здесь не было. Но артист может работать в полную силу только в России. Десять лет назад у меня был опыт работы в Германии, в берлинском театре. Я неплохо знаю немецкий. Но я все равно буду чужаком в Германии. Акцент никуда не уберешь, пришлось бы ограничиваться узкими рамками ролей.
– В кино вы продолжаете сниматься?
– Очень редко. Обидно, что не видно результатов. В широкий прокат так и не вышел замечательный фильм Юрия Мамина «Не думай про белых обезьян». Снялся я в полнометражной картине «Южный календарь» режиссера Дениса Карро по трем новеллам талантливого молодого писателя Антона Уткина. На Выборгском фестивале показали картину этим летом, и все. Увы, наше кино тоже насквозь коррумпировано. Там же одни и те же люди, и деньги только в их руках. Мамин давно хочет снять «Окно в Париж-2», но не на что.
– Сами вы в кино успеваете ходить?
– Нет, я практически не знаю отечественного кино. Смотрим с сыном «Пираты Карибского моря». Качественное «отдыхательное» кино. Кириллу 13, и он как раз все про кино знает.
– А театр – куда он движется?
– Думаю, в театре такого безобразия, как в кино, нет – есть достойные режиссеры, и достойные спектакли нет-нет да и выходят. В театре не те деньги крутятся – не такой лакомый кусок для дельцов. Мне нравится, что делает Михаил Угаров в Театре. Doc. Там зарождается политический театр. Его в России не было. Предлагают в следующем сезоне там одну работу – с удовольствием соглашусь. Нравится Кама Гинкас, Эймунтас Някрошюс. Я вообще за «депрессивный» театр, который заставляет думать, чувствовать, сочувствовать.
Беседовала Елена Добрякова
