«Оранжевое небо» написано специально для меня»

Народная артистка Грузии Ирма Сохадзе была когда-то «единственным поющим вундеркиндом в СССР»

Международный телевизионный фестиваль «ТЭФИ-Содружество» собрал в Астане представителей 10 стран, 16 телекомпаний, 20 документальных фильмов. Деятели ТВ из бывших советских республик получили возможность встретиться и посмотреть работы друг друга. В составе небольшой грузинской делегации общее внимание привлекала изящная блондинка с лучистыми глазами. Все стало понятно, когда на праздничном вечере по случаю открытия она вышла к роялю, заиграла знакомую мелодию и запела. Это была некогда знаменитая в СССР девочка-вундеркинд с абсолютным слухом и красивым голосом. Только она уже взрослая и давно работает на телевидении. Ее имя – Ирма СОХАДЗЕ.

– Ирма, вы с детства стали знаменитой благодаря исключительной одаренности в музыке. Как получилось, что ваша жизнь оказалась связанной не с концертными залами и эстрадой, а с телевидением?

– В первую очередь я певица и композитор, у меня есть и опера для детей, и опера для взрослых. Мою монооперу «Нежность» в 1988 году ставили в Москве в Театре оперетты. Прошло всего восемь спектаклей, вмешалась политика, в очередной раз испортились отношения между Россией и Грузией, и я не смогла больше приезжать в Москву. Но я пою вовсю, к сожалению, вы об этом ничего не знаете, потому что выступаю я только в пределах Грузии. Думаете, наверное, что Ирма Сохадзе куда-то исчезла, сломалась, не состоялась – это далеко не так.

– Неужели у вас не было возможности после распада СССР остаться звездой в России?

– Была, конечно, но я бы не смогла. По личным причинам. Рано вышла замуж, на первом курсе, в 18 лет. Вскоре родила Саломею – мою старшую дочь. Через девять лет появилась вторая дочка. Теперь у них свои семьи, а у меня два внука и один муж – на протяжении 36 лет – Резо Асатиани, инженер-строитель, прекрасный человек. Главное для женщины – жить с человеком, с которым всегда интересно и хорошо быть вместе. Мы когда-то пели в квартете «Тбилиси», у него замечательный бас, глубокий, задушевный. Иногда и сегодня мне удается его уговорить выступить вместе со мной в концерте. Еще у меня мама и папа, за ними надо смотреть. Им под 80, но чем больше лет становится мне, тем больше я ими дорожу, ценю каждую минуту общения с ними. Я так благодарна судьбе, что они у меня до сих пор есть.

 – Как получилось, что, когда вам было всего десять лет, специально для вас сочинили песню «Оранжевое небо» Григорий Горин и Аркадий Арканов на музыку Константина Певзнера?

– Этой легендарной песне уже 46 лет, а она все звучит – потому что ее написали три гениальных человека. Получился настоящий хит, даже Алла Пугачева ее пела, она сама мне об этом рассказывала. А написана действительно для меня, я была единственным знаменитым поющим ребенком в СССР, вундеркиндом, как про меня говорили. Тогда весь мир слушал песни Робертино Лоретти. А про меня писали: «Ирма Сохадзе – наш ответ Западу». Потом, много лет спустя, мы с Робертино встретились как раз в Казахстане и даже попели вместе, хотя он стал бизнесменом и давно оставил пение. А я занимаюсь многим, но пением – в первую очередь. Пою джаз, эстраду, русские романсы и собственные сочинения.

– С авторами своей самой знаменитой песни поддерживали отношения?

– Конечно! Кстати, последний юбилейный вечер Константина Григорьевича Певзнера я сделала в Тбилисском театре имени Шота Руставели. Это моя традиция – «Теплые тбилисские вечера с Ирмой Сохадзе». Корень «тбили» означает «теплый». С Аркадием Михайловичем Аркановым общаюсь постоянно, вот только последние четыре года после войны не могу приезжать в Москву. Это нелепая, неправильная ситуация для наших стран, я не верю, что она может долго длиться. Но, к сожалению, культура не может влиять на политиков, а политика очень часто вмешивается в наши судьбы.

– В программе фестиваля «ТЭФИ» показали азербайджанский фильм о Муслиме Магомаеве, там упоминалось его выступление в парижской «Олимпии». Вы ведь тоже там были?

– Да, в 1966 году. Мне тогда было 8 лет. Вместе с Муслимом Магометовичем, Бакиром Закировым, Евгенией Мирошниченко мы представляли многонациональное советское искусство. Магомаев пел арию Фигаро и песню Александры Пахмутовой. Он был чудесный человек с божественным голосом. Таким я его помню.

– Говорят, ваш репертуар утверждала лично Екатерина Фурцева, советский министр культуры?

– Так и было. И не только мой, но и всех остальных. Легендарный импресарио Бруно Кокатрикс приезжал в Тбилиси и прямо с ума сошел, больше всего ему понравилось, как я пела французские песни, но во Франции мне их спеть не разрешили. Из программы московского балета выкинули два танца. Фурцева сказала, что там есть «антисоветские движения». Что это такое, никто так и не понял.

– Когда возникло телевидение в вашей жизни?

– В 1980 году меня позвали на Первый канал Грузии, почти сразу после окончания консерватории. Работала там много лет, прошла все иерархические ступени, от младшего редактора до ведущей и заместителя генерального директора, а потом я ушла оттуда. Потому что увидела, что наше Общественное ТВ не вполне соответствует моим представлениям о нем. Работала затем некоторое время на частном канале «Имеди», у меня была своя музыкальная программа, и я была продюсером утреннего вещания. Но это совсем не мое время, я очень не люблю вставать в пять утра. Сейчас предложили делать авторскую программу на канале ПИК – это Первый информационный канал, и я с радостью согласилась.

Очень люблю людей, общение, это самое интересное для меня. Моя часовая авторская программа называется «Вариации на тему с Ирмой Сохадзе» – это разговор о чем угодно, но, естественно, вокруг искусства, культуры, наших традиций, исторических связей. Вместе с гостем говорим не только о его творчестве, но и о наболевших проблемах, о том, что вообще происходит, о проблемах классической музыки в том числе. ПИК прозвали первым историческо-культурным каналом, нам это очень приятно, мы хотим такую миссию выполнять. Консерваторию я заканчивала по двум специальностям – пианистка и композитор, а также теоретик музыки. Так что я очень болею и страдаю оттого, что классической музыки все меньше и меньше звучит, потребность в ней у слушателей уменьшается. Не только в Грузии, это повсюду так, к сожалению. Даже если в музее висят картины, которые никто не смотрит, они становятся малоинтересны, но они все равно есть. А музыка если не звучит в пространстве, то она умирает. Оживает только в те минуты, когда ее исполняют.

– Вы довольны тем, как сложилась ваша жизнь?

– Да! Я счастливый человек, у меня есть все, что я люблю и чем дорожу. Я буду просто бессовестной, если скажу, что жалею, что не получила мировой славы. Что бы мне это дало? У меня не было бы моей прекрасной семьи, ведь невозможно успеть все сразу. Конечно, иногда хочется вновь встретиться с российскими зрителями, которые, я знаю, меня помнят и любят до сих пор. Несколько лет назад, когда я выступала с «Вивальди-оркестром» и Светлана Борисовна Безродная заиграла первые такты «Оранжевого неба», зал встал. Представляете? Я чуть не задохнулась от подступивших слез. После этого я подумала, что такую дружбу и любовь нельзя терять.

– То есть идея «ТЭФИ-Содружества» действительно важна?

– Она настолько важна, что я взяла и приехала в Астану, чтобы принять в этом участие, не могла пропустить такое событие. Это прекрасная возможность встречаться с коллегами из бывших советских республик и большая радость для всех нас.

– Что вы думаете о перспективах фестиваля «ТЭФИ»?

– Он нужен для общения, это очевидно. Но я привыкла во всем искать и практический смысл. Может быть, вместо любой памятной статуэтки, которыми отмечают участников, придумать бонус: лучшим из отобранных передач и программ предоставить возможность быть показанными по российскому ТВ. Пусть не в эфире «большой тройки», но хотя бы по каналу «Культура». Это для меня самый лучший канал. Есть же еще межгосударственное телевидение, там тоже было бы логично показывать самое примечательное из того, что есть на других телеканалах. Это не так уж сложно, как мне кажется. Тогда фестиваль «ТЭФИ-Содружество» станет всем нам особенно необходим.

 

Беседовала Ольга Галицкая