Одичавшее древо познания
Антоновские яблоки – вымирающая натура. Многие думают, что уже вымершая. Иван Бунин, восстань он из гроба, не узнал бы в маленьких пёстреньких яблочках воспетую им антоновку, что бы ни говорили продавцы, указывая смуглым пальцем на ценник, написанный с двумя-тремя ошибками. Да вы, поди, и сами знаете – под именем антоновки нынче продают каких-то дворняжек, для которых и названия-то приличного нет.
Настоящие антоновские яблоки, которые моё поколение помнит с детства, не спутаешь ни с чем. Большие, с мягкой ребристостью, бледно-зелёные с размывом, они могли лежать до насыщения золотыми красками, а аромат их тем временем становился всё глуше – пока не возьмёшь такое яблоко из картонной коробки в кладовке и не откусишь кусок. Этот ни с чем не сравнимый аромат, неповторимый вкус для многих остался там, в детстве или юности, потому что теперь их больше нет. Ни юности, ни антоновки.
Помологи – специалисты по яблокам – говорят, что сорт надо поддерживать, иначе он погибнет, выродится. Как выродились огромные красные яблоки, которыми славились сады вокруг города, называвшегося тогда Алма-Ата, – алмаатинский, он же верненский, апорт. Вам доводилось видеть, наверное, красивые яблоки в заброшенных садах, но на вкус они были либо кислыми, либо травянистыми. Сорт, выведенный человеком, без человека глохнет, ибо дикой природе он не нужен – животные прекрасно обходятся и несортовыми яблоками, у них свои оценки вкуса.
Честно говоря, я уже давно распрощалась даже с мыслями об антоновке. Мало ли что было когда-то, в далёком безвозвратном прошлом, когда трава была зеленее, небо – голубее, а жизнь только начиналась. И горевать тут не о чем, у каждого времени свои приметы, хорошие и плохие. И сейчас земля не оскудела. В прошлом году мы объедались прекрасными сливами, которые в изобилии созрели вдоль чешских дорог между деревнями. Дочка, которая давно живёт в Чехии, объяснила, что эти сливы – как и яблоки, и груши, и черешня – как бы общие, кто первый сорвал, тот и съел. Мы понимающе кивали – у нас тоже такое есть. Только одичавшее, несортовое. То, что растёт у нас вдоль просёлков, приносит радость только кабанам и дроздам, ибо люди это есть могут лишь с великого голода. Мы-то уж знаем – сколько ездим, столько пробуем.
В эту субботу занесло нас на окраину Себежского района. Южная Псковщина, за которой уже Белоруссия, всегда славилась своими садами. Сады и сейчас есть. Только вот ухаживать за ними некому. Едешь по грунтовке – одна деревня, другая, третья… Где один дом обитаемый, где два, а где и вовсе слепые окна – ни одного живого человека на всю деревню, даже в субботний полдень середины сентября, когда дачники трудолюбиво убирают урожай и пакуют вещи, чтобы потом повесить на дверь огромный замок и укатить в город. Стоят у дороги яблони, сгибаются под тяжестью плодов – красные, жёлтые, полосатые, наливные висят яблоки, никому здесь не нужные, и падают бессильно в траву. Ньютона в этих заброшенных садах просто погребло бы.
И вдруг в деревне Чёрный Ручей – тоже вымершей, высохшей, как торфяная речка, давшая ей имя, – видим яблоню, а на ней… Боже, неужели это антоновка?! Да, это она. Старая яблоня из последних сил поддерживает чистоту своей породы, некогда привитую сортовым черенком на юный сильный стволик. Плоды – как на подбор. Как странно срывать великолепные, образцовые яблоки в середине заброшенной деревни, заросшей лопухами, крапивой, репейником, прячущей почерневшие проваливающиеся крыши в заросли разросшихся лип и дубов.
И когда мы откусили по кусочку от самого большого плода с этой антоновской яблони, мир на мгновение замер и стало слышно, как падают листья на крыльцо дома с провалившимися ступенями. Древо познания добра и зла, медленно уходящее в небытие посреди мёртвой деревни Чёрный Ручей, возможно, последний раз дало людям шанс понять, кто они и зачем здесь. Я не знаю, правильно ли мы его поняли…
Татьяна Хмельник, заместитель редактора отдела «Северо-Запад»