Общество
НИТЬ АРИАДНЫ
23 июня
Знаменитый дедушка
...Ее дедушка дрался с Суриковым и ссорился с Фаберже, дружил с Репиным и Шишкиным и сумел на многие годы сохранить хорошее отношение к себе со стороны царской семьи: Романовы были его основными заказчиками. Василий Федорович Свиньин, придворный архитектор, вошел в историю Санкт-Петербурга как проектировщик Музея этнографии и автор грандиозной реконструкции Михайловского дворца, приспособившей дворец для создания в нем Русского музея. Когда отмечали 100-летие Русского музея, его директор Владимир Гусев вручил Ариадне Николаевне Полухиной два букета: один ей, а другой, символический - "дедушке".
О своем знаменитом деде Ариадна Николаевна может вспоминать часами. Да, дрался с Суриковым, но причина была самая уважительная - бабушка. Потому что бабушка была красавица, Суриков - известный всем ловелас, а дедушка человек железный, властный, но ревнивый. Вот и подрались накануне Рождества, бабушка уехала, а они в пылу сражения не заметили, как закатились под елку, сверкающую мишурой и свечами, опрокинули ее, и начался пожар в казенной квартире, размещавшейся в Академии художеств. Тот пожар "вошел в анналы". Но что поделать, и у великих людей есть свои маленькие слабости.
С Фаберже разногласия были принципиальными. Когда дедушка делал Зал памяти Александра III в Музее этнографии (тогда он именовался Этнографическим отделом Русского музея), у Фаберже возникла грандиозная идея облицевать этот зал каррарским мрамором. Кто спорит, мрамор замечательный, но Василий Федорович решительно воспротивился: мало того, что это очень дорогой материал, да во сколько еще обойдется его доставка. И решил архитектор Свиньин на свой страх и риск возобновить работы на заброшенном карьере в Олонецкой губернии. Недоброжелатели обвиняли Свиньина в авантюризме, но он отдал образцы камня на экспертизу в Горный институт, ученые поддержали архитектора. И сегодня посетители Музея этнографии всегда восхищаются необыкновенно красивым мрамором богатейших оттенков и причудливого рисунка, которым отделан знаменитый Мраморный, или Розовый, зал. Что нам мраморы Каррары, когда у нас свои уникальные месторождения есть, и свои самородки тоже не переводятся. Таким самородком и был Василий Свиньин, крестьянский сын из глухой деревушки, покоривший Петербург. Вся жизнь Василия Федоровича была связана с Академией художеств, где после ее окончания он работал архитектором - хранителем зданий. По его проектам академия реставрировалась, надстраивалась, строилась, реконструировалась. Здесь же, в академии, были и профессорские квартиры, одну из них - громадную, четырнадцатикомнатную - занимал Василий Федорович с семьей. Быт был хорошо налажен, атмосфера благожелательная. По вечерам в ухоженном "академическом" садике гуляли с женами знаменитые скульпторы, живописцы, архитекторы... Под окнами академии плескалась Нева, а египетские сфинксы словно символизировали незыблемость такого порядка вещей.
Мир рушился
Но сфинксы ошиблись. Грянула революция, разруха, голод, террор. Мир рушился, а Василий Федорович оставался на своем посту. Какие бы власти ни правили страной, академию сохранить надо. К нему неоднократно приходили с обысками, "конфисковывали" понравившиеся шубы, а он не боялся, ко всему был готов: приготовил чистую рубашку, полотенце, мыло "брокар" - обычный джентельменский набор образца 1918 года. Как дедушка смог уцелеть в то лихое время, Ариадна Николаевна и сегодня не до конца понимает. Видимо, архитектору Высочайшего двора помогло его крестьянское происхождение и огромная любовь к нему рабочих, с которыми он всегда умел найти общий язык. Да еще дачу свою, построенную на паях с Шишкиным, отдал под приют для бездомных детей. Как бы то ни было, но вихри враждебные пощадили Василия Федоровича Свиньина и его семью. Четыре года он не получал в академии зарплаты, но каждый день выходил на работу, да еще своих мастеров уговорил работать бесплатно. Он спас академию и от зимних холодов (тогда по его требованию объявили трудовую повинность, ломали баржи и ими отапливали огромное здание), и от наводнения 1924 года. За этот самоотверженный труд бывший придворный архитектор получил звание Героя труда. Но звания званиями, а советская действительность себя сказала. На беду, пришел в академию новый красный директор Маслов, увидел какие-то странные макеты, по-революционному стремительно мобилизовал студентов и вместе с ними молотками стал уничтожать бесценные архитектурные коллекции. Когда его за этим занятием застал Свиньин, то буквально схватил Маслова за шиворот. Публичного унижения красный директор снести не мог, несмотря ни на какие заслуги и авторитет старого архитектора, Маслов его уволил.
Как рассказывает Ариадна Николаевна, "дедушка безумно тосковал, что не может больше проектировать", но был очень недоволен, когда его внучка Ариадна поступила на архитектурный факультет академии. Не бабье это дело! Но внучка оказалась девушкой упорной. Василий Федорович скончался в 1939 году. В последние годы он много ездил на трамвае, смотрел в окно на любимый город, прощался с ним. А внучка подошла к диплому в июне 1941 года. Потом - пропасть, обвал. В блокаду умерла любимая бабушка; Ариадна, эвакуировавшись из Ленинграда, вместе с крохотным сыном попала в окружение, из которого чудом вышла. Потом был Ташкент, город для нее совсем не хлебный, а жестокий и голодный, в котором она узнала, что такое предательство. Предавали близкие - муж и его отец, который был в Ташкенте высокопоставленным чиновником. Дом свекра ломился от нажитого добра, стол восхищал обилием закусок, а Ариадна вместе с сыном и приехавшей из блокадного Ленинграда матерью была обречена на бездомность и мучительный голод, найти работу было невозможно.
Спас ее адъютант генерала Доватора, который в то время оказался в Ташкенте. Случайно с ней познакомившись и узнав ее историю, он помог ей устроиться стрелком охраны на военный завод. Так появились спасительные продовольственные карточки и жилье. А потом было возвращение в Ленинград, где, как оказалось, Ариадну никто не ждал: родная академическая квартира во время блокады была разграблена, и теперь в ней жили другие "академики". Бесследно исчез бесценный архив архитектора Свиньина, картины, подаренные ему Шишкиным, Васнецовым, Репиным, офорты Шиллинговского... Стоит ли говорить, что так же бесследно исчезла и мебель, и сервизы, и столовое серебро с бабушкиными вензелями. Хотя что значит "бесследно"? Куда вели те следы, догадаться было можно. Но благоволившие к Ариадне профессора академии посоветовали не связываться с новыми жильцами, уж очень влиятельными они были. Хотя пропажу архива Ариадна Николаевна оплакивает и сегодня, это ведь не ее личная потеря, это потеря для Петербурга, для его истории.
Ариадна продолжает
А тогда жизнь приходилось начинать с начала, но уже не в родной дедушкиной квартире, а в общежитии для студентов Академии художеств: летом 1941 года курс Ариадны Николаевны так и не успел защитить дипломы. Свой дипломный проект Ариадна Николаевна успешно защитила уже после войны. И в родную квартиру она через несколько лет все-таки вернулась, от квартиры, правда, остались только две крохотные комнаты. Но это были те самые, с детства любимые стены, в которых жил дух когда-то огромной семьи знаменитого архитектора. Когда надо было устраиваться на работу, Ариадна Николаевна ходила по строительным организациям и предлагала свои услуги, говоря при этом, что на леса ей не влезть, рабочих она боится, а в технологии строительства не разбирается. Можно представить, как смотрели в стройтрестах на архитектора с такой "самоидентификацией". В конце концов, один начальник почему-то в этого специалиста поверил и принял в группу проекта организации работ. Но что могла объяснить строителям красивая молодая дама с дипломом архитектора-художника? Спасибо мудрому прорабу дяде Васе, он хоть и покрикивал на нее, но прикрывал всячески и начальству не жаловался. Однажды Ариадна Николаевна заказала на строительство детского сада в два раза больше материалов, чем надо. Ей в ужасе звонит главный инженер, кричит, что уже завален кирпичом, а его почему-то все везут и везут. Приехала Ариадна Николаевна на стройку и разрыдалась. Строители тоже люди, их сердце не камень. Все обошлось.
Постепенно опыт пришел, научилась грамотно ставить задачи, сама стала прикрикивать на нерадивых и непонятливых. Стала, как дедушка, уверенным в себе профессионалом. А потом за 20 лет работы в "Ленжилпроекте" посчастливилось Ариадне Николаевне построить пять домов по собственным проектам в центре города! Кроме того, она принимала участие в реставрации, реконструкции и надстройке 150 домов в исторической застройке. Шутка ли! Но в отличие от дедушки, который своей профессиональной работой мог обеспечить семье и высокий социальный статус, и соответствующее материальное положение, Ариадна Николаевна похвастаться этим не может, и квартиры она так и не получила.
У нее, как и у других ее ровесников, нищенская старость. Уже много лет она живет в Царском Селе в Доме ветеранов архитекторов. Сейчас ей очень-очень тяжко. Она больна. Врачи, диагнозы, не облегчающие страданий лекарства. Но какова сила духа этой изящной дамы! Она ведет текущую работу со своими издателями: скоро выйдет в свет ее новая книга. Принимает у себя своих старых и новых друзей. Видели бы вы ее комнатку - воплощение вкуса и домашнего уюта, хотя дом-то казенный! Она иронична, доброжелательна, интеллигентна, доверчива, открыта. Производство людей с такими манерами и таким мироощущением было прекращено в 1917 году. Последние экземпляры можно смело выставлять в музеях. Пусть что угодно говорят о возрасте, о том, что все позади и с этим надо смириться. Вопреки всему хочется верить в нить Ариадны, которая умеет выводить из самых безнадежных лабиринтов.
Елена ТОКАРЕВИЧ
...Ее дедушка дрался с Суриковым и ссорился с Фаберже, дружил с Репиным и Шишкиным и сумел на многие годы сохранить хорошее отношение к себе со стороны царской семьи: Романовы были его основными заказчиками. Василий Федорович Свиньин, придворный архитектор, вошел в историю Санкт-Петербурга как проектировщик Музея этнографии и автор грандиозной реконструкции Михайловского дворца, приспособившей дворец для создания в нем Русского музея. Когда отмечали 100-летие Русского музея, его директор Владимир Гусев вручил Ариадне Николаевне Полухиной два букета: один ей, а другой, символический - "дедушке".
О своем знаменитом деде Ариадна Николаевна может вспоминать часами. Да, дрался с Суриковым, но причина была самая уважительная - бабушка. Потому что бабушка была красавица, Суриков - известный всем ловелас, а дедушка человек железный, властный, но ревнивый. Вот и подрались накануне Рождества, бабушка уехала, а они в пылу сражения не заметили, как закатились под елку, сверкающую мишурой и свечами, опрокинули ее, и начался пожар в казенной квартире, размещавшейся в Академии художеств. Тот пожар "вошел в анналы". Но что поделать, и у великих людей есть свои маленькие слабости.
С Фаберже разногласия были принципиальными. Когда дедушка делал Зал памяти Александра III в Музее этнографии (тогда он именовался Этнографическим отделом Русского музея), у Фаберже возникла грандиозная идея облицевать этот зал каррарским мрамором. Кто спорит, мрамор замечательный, но Василий Федорович решительно воспротивился: мало того, что это очень дорогой материал, да во сколько еще обойдется его доставка. И решил архитектор Свиньин на свой страх и риск возобновить работы на заброшенном карьере в Олонецкой губернии. Недоброжелатели обвиняли Свиньина в авантюризме, но он отдал образцы камня на экспертизу в Горный институт, ученые поддержали архитектора. И сегодня посетители Музея этнографии всегда восхищаются необыкновенно красивым мрамором богатейших оттенков и причудливого рисунка, которым отделан знаменитый Мраморный, или Розовый, зал. Что нам мраморы Каррары, когда у нас свои уникальные месторождения есть, и свои самородки тоже не переводятся. Таким самородком и был Василий Свиньин, крестьянский сын из глухой деревушки, покоривший Петербург. Вся жизнь Василия Федоровича была связана с Академией художеств, где после ее окончания он работал архитектором - хранителем зданий. По его проектам академия реставрировалась, надстраивалась, строилась, реконструировалась. Здесь же, в академии, были и профессорские квартиры, одну из них - громадную, четырнадцатикомнатную - занимал Василий Федорович с семьей. Быт был хорошо налажен, атмосфера благожелательная. По вечерам в ухоженном "академическом" садике гуляли с женами знаменитые скульпторы, живописцы, архитекторы... Под окнами академии плескалась Нева, а египетские сфинксы словно символизировали незыблемость такого порядка вещей.
Мир рушился
Но сфинксы ошиблись. Грянула революция, разруха, голод, террор. Мир рушился, а Василий Федорович оставался на своем посту. Какие бы власти ни правили страной, академию сохранить надо. К нему неоднократно приходили с обысками, "конфисковывали" понравившиеся шубы, а он не боялся, ко всему был готов: приготовил чистую рубашку, полотенце, мыло "брокар" - обычный джентельменский набор образца 1918 года. Как дедушка смог уцелеть в то лихое время, Ариадна Николаевна и сегодня не до конца понимает. Видимо, архитектору Высочайшего двора помогло его крестьянское происхождение и огромная любовь к нему рабочих, с которыми он всегда умел найти общий язык. Да еще дачу свою, построенную на паях с Шишкиным, отдал под приют для бездомных детей. Как бы то ни было, но вихри враждебные пощадили Василия Федоровича Свиньина и его семью. Четыре года он не получал в академии зарплаты, но каждый день выходил на работу, да еще своих мастеров уговорил работать бесплатно. Он спас академию и от зимних холодов (тогда по его требованию объявили трудовую повинность, ломали баржи и ими отапливали огромное здание), и от наводнения 1924 года. За этот самоотверженный труд бывший придворный архитектор получил звание Героя труда. Но звания званиями, а советская действительность себя сказала. На беду, пришел в академию новый красный директор Маслов, увидел какие-то странные макеты, по-революционному стремительно мобилизовал студентов и вместе с ними молотками стал уничтожать бесценные архитектурные коллекции. Когда его за этим занятием застал Свиньин, то буквально схватил Маслова за шиворот. Публичного унижения красный директор снести не мог, несмотря ни на какие заслуги и авторитет старого архитектора, Маслов его уволил.
Как рассказывает Ариадна Николаевна, "дедушка безумно тосковал, что не может больше проектировать", но был очень недоволен, когда его внучка Ариадна поступила на архитектурный факультет академии. Не бабье это дело! Но внучка оказалась девушкой упорной. Василий Федорович скончался в 1939 году. В последние годы он много ездил на трамвае, смотрел в окно на любимый город, прощался с ним. А внучка подошла к диплому в июне 1941 года. Потом - пропасть, обвал. В блокаду умерла любимая бабушка; Ариадна, эвакуировавшись из Ленинграда, вместе с крохотным сыном попала в окружение, из которого чудом вышла. Потом был Ташкент, город для нее совсем не хлебный, а жестокий и голодный, в котором она узнала, что такое предательство. Предавали близкие - муж и его отец, который был в Ташкенте высокопоставленным чиновником. Дом свекра ломился от нажитого добра, стол восхищал обилием закусок, а Ариадна вместе с сыном и приехавшей из блокадного Ленинграда матерью была обречена на бездомность и мучительный голод, найти работу было невозможно.
Спас ее адъютант генерала Доватора, который в то время оказался в Ташкенте. Случайно с ней познакомившись и узнав ее историю, он помог ей устроиться стрелком охраны на военный завод. Так появились спасительные продовольственные карточки и жилье. А потом было возвращение в Ленинград, где, как оказалось, Ариадну никто не ждал: родная академическая квартира во время блокады была разграблена, и теперь в ней жили другие "академики". Бесследно исчез бесценный архив архитектора Свиньина, картины, подаренные ему Шишкиным, Васнецовым, Репиным, офорты Шиллинговского... Стоит ли говорить, что так же бесследно исчезла и мебель, и сервизы, и столовое серебро с бабушкиными вензелями. Хотя что значит "бесследно"? Куда вели те следы, догадаться было можно. Но благоволившие к Ариадне профессора академии посоветовали не связываться с новыми жильцами, уж очень влиятельными они были. Хотя пропажу архива Ариадна Николаевна оплакивает и сегодня, это ведь не ее личная потеря, это потеря для Петербурга, для его истории.
Ариадна продолжает
А тогда жизнь приходилось начинать с начала, но уже не в родной дедушкиной квартире, а в общежитии для студентов Академии художеств: летом 1941 года курс Ариадны Николаевны так и не успел защитить дипломы. Свой дипломный проект Ариадна Николаевна успешно защитила уже после войны. И в родную квартиру она через несколько лет все-таки вернулась, от квартиры, правда, остались только две крохотные комнаты. Но это были те самые, с детства любимые стены, в которых жил дух когда-то огромной семьи знаменитого архитектора. Когда надо было устраиваться на работу, Ариадна Николаевна ходила по строительным организациям и предлагала свои услуги, говоря при этом, что на леса ей не влезть, рабочих она боится, а в технологии строительства не разбирается. Можно представить, как смотрели в стройтрестах на архитектора с такой "самоидентификацией". В конце концов, один начальник почему-то в этого специалиста поверил и принял в группу проекта организации работ. Но что могла объяснить строителям красивая молодая дама с дипломом архитектора-художника? Спасибо мудрому прорабу дяде Васе, он хоть и покрикивал на нее, но прикрывал всячески и начальству не жаловался. Однажды Ариадна Николаевна заказала на строительство детского сада в два раза больше материалов, чем надо. Ей в ужасе звонит главный инженер, кричит, что уже завален кирпичом, а его почему-то все везут и везут. Приехала Ариадна Николаевна на стройку и разрыдалась. Строители тоже люди, их сердце не камень. Все обошлось.
Постепенно опыт пришел, научилась грамотно ставить задачи, сама стала прикрикивать на нерадивых и непонятливых. Стала, как дедушка, уверенным в себе профессионалом. А потом за 20 лет работы в "Ленжилпроекте" посчастливилось Ариадне Николаевне построить пять домов по собственным проектам в центре города! Кроме того, она принимала участие в реставрации, реконструкции и надстройке 150 домов в исторической застройке. Шутка ли! Но в отличие от дедушки, который своей профессиональной работой мог обеспечить семье и высокий социальный статус, и соответствующее материальное положение, Ариадна Николаевна похвастаться этим не может, и квартиры она так и не получила.
У нее, как и у других ее ровесников, нищенская старость. Уже много лет она живет в Царском Селе в Доме ветеранов архитекторов. Сейчас ей очень-очень тяжко. Она больна. Врачи, диагнозы, не облегчающие страданий лекарства. Но какова сила духа этой изящной дамы! Она ведет текущую работу со своими издателями: скоро выйдет в свет ее новая книга. Принимает у себя своих старых и новых друзей. Видели бы вы ее комнатку - воплощение вкуса и домашнего уюта, хотя дом-то казенный! Она иронична, доброжелательна, интеллигентна, доверчива, открыта. Производство людей с такими манерами и таким мироощущением было прекращено в 1917 году. Последние экземпляры можно смело выставлять в музеях. Пусть что угодно говорят о возрасте, о том, что все позади и с этим надо смириться. Вопреки всему хочется верить в нить Ариадны, которая умеет выводить из самых безнадежных лабиринтов.
Елена ТОКАРЕВИЧ
