Наталия Нарочницкая: «Россия – это модель мира». Продолжение
По мнению известного историка, в сегодняшней России сочетаются жизненные уклады XIX, XX и XXI веков
(Окончание. Начало – в «НВ» № 208 от 19 ноября 2010 г.)
«В России вновь востребованы идеи здорового консерватизма»
В России в последние 20 лет наблюдался потребительский бум. Но, несмотря на двадцатилетнюю проповедь по телевидению гедонизма, я вижу обратный процесс. Вспомним, как в начале 1990-х годов все с замиранием сердца ждали, что же скажет загадочная Россия, страна Достоевского, выходя из-за железного занавеса. И что же прорыдала или пробормотала наша постсоветская интеллигенция: «Рынок! Пепси-кола!» И такая вот незатейливая философийка истории задурманила наши головы лет на десять точно. Еще Сергий Булгаков сказал: «Какая несложненькая философия истории у среднего российского образованца!» Но это хотя бы был образованец, который пусть и становился неверующим, но все равно знал Закон Божий, катехизис, знал, кто такой Моисей, и был знаком с великой западноевропейской культурой. И тот же Милюков, и Керенский, открывая «Фауста» Гете, прекрасно понимали, что пролог к нему – это пересказ в художественной форме книги Иова. Что касается наших банкиров и/или воинствующих идеологов 90-х – я думаю, они и «Фауста» не читали.
Пока у довольно большого числа людей еще не ушел страх перед реставрацией коммунистических ограничений и надоевших шор, эта примитивная историческая «концепция» работала. Но когда стало ясно, что возврата к обкому уже не будет, народ сразу востребовал альтернативы. Я помню, как шла на выборы в списке партии «Родина», хотя плакатность любых лозунгов претит интеллигенции. Но тут уж ничего не попишешь, таков закон жанра. Когда вы выступаете по телевизору, вы обращаетесь к миллионам телезрителей, которым нужно говорить просто. Тем не менее за «Родину» проголосовал не один сектор, а срез нации – от всех «сословий»: офицеры, учителя, врачи, бизнесмены, интеллигенция, старики, молодежь, люди среднего возраста – богатые и бедные! Скажем, за «Яблоко» голосовала преимущественно узкая интеллигенция, за так называемых «правых» (на деле либертаристов, правый – это охранитель) – молодые «белые воротнички», боявшиеся, что другие запретят рестораны-дискотеки. Хотя это абсурдно – как мы сами хотели дискотек и кафе вдоволь в 1970-е годы! Разве в этом дело!
Я знаю серьезные социологические исследования общественного сознания, проводившиеся совместно с Фондом Эберта по сотням критериев. Обнаружили, что до 1996 года кривая традиционных ценностей падала, хотя никогда ниже 70 процентов не опускалась. И вдруг, совершенно без видимой причины, она начинает подниматься. В 2000 году опрос по всем имущественным и возрастным группам дал интересный результат – на вопрос: «Какое преступление нельзя оправдать ни при каких условиях?» – 92 процента опрошенных ответили: «Измену Родине». Это вам не принцип: «Где хорошо, там и Отечество». Наоборот, это – «где Отечество, там и хорошо, хотя жизнь очень тяжела и подчас несправедлива». Или вопрос: «Какими событиями истории можно гордиться?» Подавляющее большинство сказало: «Победой в Великой
Отечественной войне», а не «победой демократии над коммунистическим режимом». То есть идет восстановление здорового соотношения между традиционными ценностями и ценностями, являющимися атрибутами успеха.
Естественно, телевидение в этом не помогает, потому что пропаганда гедонизма – отношения к жизни как источнику наслаждений – уже привела к тому, что за эти годы выросло поколение завышенных амбиций. Не буду ханжествовать – все хотят успеха и благосостояния, это вполне естественно для человека. Мало у кого идеал – жить в диогеновской бочке, это скорее амплуа философа. Но для успеха, как знает наше поколение, все-таки необходим определенной длительности труд, постепенность, усилия, преодоление неудач. А поколению завышенных амбиций хочется за минуту-две прыгнуть из грязи в князи и освободиться от сомнений о нравственной стороне поступка.
А я помню, как в 1990-е годы интеллигенция и огромная часть людей были абсолютно морально не готовы к захвату экономических рычагов, потому что «это было чужое». Не каждый же может, расталкивая других руками, броситься хватать разбрасываемые в толпу деньги! Нас считали убогими чудаками, которые, вместо того чтобы делом заниматься, сидят в своих библиотеках, по 6 лет пишут книжки в 600 страниц, как моя «Россия и русские в мировой истории», думают о чем-то, собираются в какие-то интеллектуальные кружки. Я помню эти кружки в 1990-е годы. Мы держали такой клуб в Дзержинском районе. И туда приходили и доктора наук, и просто небезразличные люди. Зато сколько там рождалось идей, программ! Вот это тоже часть чисто нашей русской жизни.
Потом все это обрело другие формы. Но то, что сегодня в обществе востребованы идеи здорового консерватизма, которые я со своими единомышленниками проповедовала еще в 1990-е годы, для меня совершенно очевидно. Это востребовано и находит отклик на всех уровнях общества, включая властную элиту. Если раньше наши идеи можно было напечатать только в полумаргинальных изданиях, то теперь мои статьи и книги нарасхват в ведущих российских газетах и издательствах, расходятся в магазинах! Это о чем-то говорит! А ведь на моем компьютере сохранены разработки, сделанные еще не в Windows – еще в «Лексиконе»! Просто многим сегодня, как нам – вчера, хочется немедленных изменений, хочется всего и сразу. Это чисто наша русская черта – радикализм: все или ничего. Хочется, чтобы чиновники, бизнесмены, политики были сплошь с государственным мышлением, умели отделять главное от второстепенного. Ведь нашей страной управлять очень трудно – люди в ней живут одновременно в XIX, XX и XXI веке. Сразу так, наверное, не будет. У нас во власти сложилось очень много структурных механизмов, которые очень трудно поменять.
Сейчас в политической жизни происходит много негативных явлений. Одно из них я называю КПСС-изацией политической жизни – сращиванием партийных структур с государственными. Пусть будет сколько угодно партий власти. У нас страна чиновников, поэтому в некотором роде это даже естественно, это сословие… Но там, где это происходит, очень скоро возникает застой. Еще будучи депутатом, я была уверена, что к ныне действующему избирательному закону будут поправки. Система, при которой часть депутатов избирается по партийным спискам, а часть – напрямую по одномандатным округам, лучше отражает особенности нашего общества. Какую сторону жизни общества ни возьми – надо ее как-то модернизировать.
«Традиции и модернизацию можно и нужно совместить»
Традиции российского общества и модернизацию в России совместить не только можно, но и нужно. Ведь и современная европейская идея прав человека вытекала как раз из христианского учения. На самом деле все режимы, попиравшие права человека в XX веке, были как раз воинствующе антитрадиционалистскими, уничтожавшими традицию и христианские понятия об этическом равенстве людей перед Богом, когда существует одна мораль для царя и раба. Даже самые первые документы Совета Европы были антитезой тому вызову, который нес германский нацизм. Там было написано, что Европа возрождает свои традиционные понятия о достоинстве человека и так далее. Лучшие умы человечества, страстно желая воплотить в грешной жизни именно христианские идеалы, боролись и за искоренение рабства, и за отмену пыток и унижения узников. Так что совершенно ложно противопоставлять традицию и модернизацию, национальные и православные ценности и права человека.
Для того чтобы идти вперед, нужно почаще оглядываться назад, иначе вы теряете путь и не видите его преемственность. В основе развития должно лежать уважение к таким традиционным ценностям, как семья, община, национальное сообщество. Найдите мне общество, которое достигло огромных и уже проверенных веками высот без опоры на эти ценности! Разве Европа явила миру великие державы и великую культуру, опираясь на тезисы Совета Европы, по которым физическая жизнь является высшей ценностью? Да нынешняя Европа давно уже на склоне! Нет, Европа являла миру великие державы и великую культуру именно тогда, когда европейский человек готов был отдавать жизнь за высокие идеалы – за семью, честь, любовь, за веру и Отечество. Сейчас, когда персонажи Золя окончательно потеснили героев Эдмона Ростана, трудно ожидать подъема. Мы и видим упадок культуры.
Кстати, в книге Алексиса Токвиля «Демократия в Америке», которую ошибочно считают одой американскому образу государственного устройства, каждая глава заканчивается грустными размышлениями о том, что будущее демократических стран – «это неисчислимые толпы посредственных серых людей, тратящих жизнь в мелких и пошлых радостях. Надо всем этим станет возвышаться охранительная власть, которая будет предупредительна в отношении любого пожелания, но будет держать народ в младенческом состоянии. И человечество перестанет развиваться». Автор противопоставляет Америке его Европу, где общество многослойно, где фундаменталистские устои народа и высокие стремления аристократии, взаимодействуя, постоянно рождают великие идеи, спорят, находя новую мысль и дух. Это побуждает к развитию, в том числе интеллектуальному, духовному.
В Америке же, пишет Алексис Токвиль, ни одной новой идеи не родилось со времен первых переселенцев – все повторяют одно и то же. Америка – это выращенный клон из одного сословия – мелкой буржуазии, что в русских и европейских сказках именуется «лавочник» или «меняла». Он вроде бы не нарушает закон и всегда требует то, что ему положено, но его образ всегда является отрицательным, потому что он никогда не способен на высокий поступок. На высокий поступок способен или сын крестьянина, или сын царя – потому что ни тому, ни другому не приходится сражаться за частную собственность. Крестьянину – бесполезно, а царю – просто не надо. Мы не можем вернуться к этому времени, тем не менее семья и национальная община остаются как раз той естественной средой, где воспитывается чувство сопричастности к делам, истории и будущему Отечества. Только в семье естественным образом воспитывается и истинная гражданственность – уважение к другому, терпимость и требовательность, долг и способность прощать. А сколько мы твердим о нехватке гражданственности в России! Недаром революционеры в России писали, что, пока мы не уничтожим русскую семью с почитанием родителей и иконами, никакого коммунистического общества мы не построим.
«В Европе в отношении к России борются две тенденции»
Россия вступила в Совет Европы, этот самопровозглашенный «IV либертарный Интернационал», раздающий дипломы на цивилизованность. Кстати, ни один европейский МИД не воспринимает его всерьез, как мне поведал в беседе однажды высокопоставленный британский дипломат. На что я ему ответила: «Надеюсь, и наш МИД тоже». Однако участие полезно, ибо там можно пощупать пульс европейских настроений. В отличие от Евросоюза, где представлены правительства, более ответственные за каждое свое слово, здесь сидят депутаты с развязанными языками. И вы можете оценить отношение к России, которой вовсе не стоит трепетать перед этой структурой. Совет Европы – организация чисто идеологическая, которая сама себя провозгласила перстом указующим. Такие организации имеют авторитет, только пока их воспринимают как авторитет. Вообще, 95 процентов россиян не знают о существовании СЕ, а те, кто думает, что знает, путают его с ЕС!
Угроза неограниченной миграции представителей других цивилизаций в Европу состоит прежде всего в том, что на этом фоне сами европейцы имеют шаткие ценности. И для них, судя по телевидению, самые главные темы – это выбор зубной пасты, «где хорошо, там и Отечество», они все больше «граждане мира». При этом доктрина примата прав человека, которую выдвигают прежде всего панъевропейские «граждане мира», не позволяет им обсуждать острые проблемы, которые реально существуют. Это напоминает догматизм уже загнивающего СССР. Либеральная доктрина гражданской нации не позволяет Европе посмотреть правде в глаза. Бесплодная, стерильная идея всеобщего слияния при одинаковом куске хлеба и одинаковой демократии трещит по швам, и консерваторов сейчас там гораздо больше, чем можно подумать, читая ведущую европейскую прессу.
Консерваторы в Западной Европе и у нас считают, что важно сохранять ценности национального бытия, общие исторические переживания, чтобы остаться нацией, а не просто совокупностью индивидов с правами человека. Нет такой цивилизации, где бы высоко не ценились понятия «любовь», «честь» и «свобода», но трактуются эти понятия по-разному в зависимости от традиционной картины мира. Это надо уважать и искать соприкосновения. А стерильное приведение мира к одному образцу возможно только на рационалистической основе. При этом человек, обожествляя свою плотскую природу, опустошает свою душу, дух же должен оставаться сильнее плоти, иначе можно приблизиться к животному, ведь история без нравственного целеполагания – это и есть философия «конца истории». В либертаристской доктрине нет места не только православной России, но и вообще никакой другой великой цивилизации. Поэтому она бросает вызов всем цивилизациям.
В России сейчас наблюдается политизация общественного сознания. Люди начинают выражать свое мнение, выходить на улицы. Меня не пугают подобные общественные манифестации, меня удивляют власти, когда они предпринимают неуклюжие действия. Тем самым они только показывают свою слабость. Если бы я так боялась выражения мнения, я уж на их месте постаралась демократическими методами девальвировать подобные акции, проведя параллельно марш толстых, согласных, лысых или рыжих. А если серьезно, то по большому счету гражданская активность – это совсем не плохо. Мы можем и должны высказывать свое мнение, чтобы была обратная связь с властью. При этом мы должны понимать и страшные уроки России, которой больше не нужны революции. Нужно понимать, что все мы сделали своими руками, поэтому все это наше – и грехи, и падения, и взлеты, и достижения, и не разрушить все это одним махом. Я так бы хотела перенаправить энергию и протест в конструктивное русло. На Западе власти считались с протестами весь XX век, откликались на требования, а сейчас что-то перестали и не готовы ни на какие уступки. Там назревает серьезный раскол между народом и властью…
В Европе сейчас настал кризис воинствующей либеральной идеологии, и эксперты предвещают начинающийся закат и крах социального государства, которое было главным достижением европейцев в XX веке. Но в России, по моему четкому убеждению, социальное государство – это непременное условие, это обязанность! В условиях нашей страны на каждого одного живущего роскошно всегда будет в 20–30 раз больше тех, кто живет очень убого. И это не по-божески. Цена куршевельского румянца неприемлемо высока, и мы не имеем ни морального, ни материального права на это. Я не за уравниловку, а за сытое, справедливое и спокойное единое общество.
По отношению к России в европейской политической элите борются две тенденции. Первая продолжает атлантическую традицию, которая воплощена в недоверии к России и классическом стремлении ее сдерживать и оттеснять. Это не наследие борьбы капитализма и коммунизма, а традиционная тревога перед Россией, которая нависает огромной своей массой, демонстрирует способность возрождаться после катастроф и вечно самостоятельно выбирать путь. История показывает, что именно границы нашей колыбели едва удерживались в течение тысячи лет, а Запад как раз постоянно продвигался на восток.
Вторая тенденция, которая растет на Западе, – это осознание того, что не столько российское и даже советское великодержавие угрожало роли Европы в мире, а, наоборот, его отсутствие. Чем дальше Европа отворачивается от России, тем меньше она значит в мировой политике. Тем скорее она перестает быть даже важным союзником Вашингтона и становится лишь обеспеченным тылом для евразийской политики США. Именно с Россией вместе выстраивается большее равновесие в грядущем веке, когда центр развития перемещается в Азию. И эту тенденцию в европейском сознании мы должны поддерживать.
Подготовили Михаил Тюркин, Екатерина Тронина
