Мы сами себе и Запад и Восток
Европейцы мы или азиаты? Спор этот давний и нескончаемый. Потому что на самом деле мы и то и другое сразу.
В бытовом отношении жители крупнейших российских городов в 2000-е годы, впервые с начала прошлого века, почувствовали себя европейцами. Это ощущение дали нам компьютеризация, доступность мобильной телефонной связи, автомобильный бум, лёгкая возможность зарубежных поездок и прочие блага потребительского общества…
Изобилие товаров и услуг свалилось на нас буквально в одночасье. Ещё вчера не было и того, и этого, а сегодня уже есть, а завтра этого ещё больше, а послезавтра ещё разнообразнее!.. Деньги не поспевают за желаниями? Не беда, а кредиты на что! У многих голова кружилась от новизны мгновенно меняющейся жизни. Жить стало лучше, жить стало веселее – именно так, без всяких кавычек.
Мы стали покупать всё подряд и ездить в такие страны, названия которых совсем недавно слышали только у Сенкевича в его «Клубе кинопутешествий». И всего нам было мало. Даже в кризис 2008–2009 годов количество едущих за рубеж отпускников, по оценкам туроператоров, упало незначительно, а продукты, мебель, домашняя утварь, бытовая техника по-прежнему вывозились из мегамаркетов телегами, и у касс вились очереди. Мы покупали, путешествовали, жрали, пили и веселились, словно старались наверстать и за своё уныло-скромное прошлое, и за ещё более бедную жизнь наших родителей, а также бабушек с дедушками.
В меню любого ресторана – отечественного или зарубежного, без разницы – наши продвинутые европеоиды научились ориентироваться, словно на собственной кухне. Любую марку дома мод они знали не хуже, чем их предки «Мосшвейпром», и надевали всё одновременно – одно от Roberto Cavalli, другое от Stella McCartney, третье от Prada, – чтобы потом залить всё это сверху чем-нибудь от Chanel. При этом мало кто догадывался, что половина престижных лейблов – подделка.
В любом магазине продавцу, который в чём-то им не угодил, они тут же прочитывали лекцию о том, какие у него обязанности и какие у них права. Одну такую лекцию, произнесённую на русском языке с богатым использованием жаргонизмов и обсценной лексики, я с филологическим наслаждением слушал в берлинском бутике, жалея при этом юную немку-продавщицу, которая не понимала ни бельмеса.
В общем, уже к концу прошлого десятилетия у многих возникло ощущение, что они даже большие европейцы, чем сами европейцы, а потому поглядывали на них сверху вниз. Однако ощущение это обманчиво. Нефтегазовая рента вдруг позволила нам приобщиться к благам цивилизации, но по большому счёту мы оказались к этому не очень-то готовы. Многие из нас до сих пор напоминают малых детей, которым повезло родиться в богатой семье и которые воспринимают дорогие игрушки как собственную заслугу.
Ещё и теперь слишком мало кто в России понимает, что класс чиновничества и средний класс – принципиально разные вещи, потому что первый служит опорой ещё более высокого начальства, а второй – залогом общественной стабильности. Что ходить на выборы – действительно твой гражданский долг, как бы банально это ни звучало. Что дабы иметь не только товары и услуги высокого качества, но и всё остальное, как, скажем, в Германии, надо всем трудиться до седьмого пота да вдобавок в страхе потерять работу. Что скромность в поведении, одежде, личной автомашине и во всём прочем – один из первых признаков приличного, уважающего себя человека. Что, наконец, приветливость и уважение к другому – норма поведения…
В общем, мы, как это часто бывало в прошлые века, попытались получить европеизм в готовом виде, не понимая, что вкусное пиво, качественный автомобиль и ответственность за себя, свою семью, свой город и всю страну – явления одного порядка.
Среднестатистический россиянин и сегодня, попав на отдых в европейские города и курорты, смотрится как инородное тело – одевается, словно пугало, громко разговаривает, причём подчас матом, сорит деньгами и не любит соблюдать местные правила. Некоторые россияне даже предпочитают такие уголки Старого Света, где не встречаются соотечественники, – стыдно и противно.
Впрочем, наш человек и сам чувствует эту свою инородность, и неприятие европейцев его настолько обижает, что он уже решил поделить своё пристрастие к Западу с увлечением Востоком. И то верно: сладко быть европейцем снаружи, чтобы внутри оставаться азиатом.
