Мы – не банкроты
Со времен распада СССР прошло почти два десятилетия. Нас окружают все те же страны, что и в советское время. Но массовое сознание изменило свои оценки в отношении внешних и внутренних врагов, поскольку изменилось общество. Двадцать лет назад большинству казалось, что у России почти нет реальных внешних врагов, что все они созданы злой волей коммунистов. Казалось, что нужно полностью разоружиться – и тебя сразу все будут любить. Сейчас же пришло более реалистическое понимание – понимание того, что стабильные противники есть. Это противники разных градаций, то есть враги, конкуренты, просто несимпатичные люди или страны…
Что же касается внутренних неприятелей, то за последние 20 лет для многих людей возникли два новых врага. Первый – это классовый враг: буржуй, спекулянт. Появилась классовая рознь между богатыми и бедными, хозяевами и работниками. И второй враг, который довольно распространен, хотя он и не выходит на первый план, но представлен достаточно интенсивно, – это ксенофобия. Нелюбовь или даже ненависть к мигрантам, к чужим. Раньше, когда мы жили в большой стране, представители разных народов были больше локализованы в своих национальных республиках. Основная же рознь наблюдалась в столицах – Москве и Ленинграде – рознь между старыми жителями и вновь прибывшими. Это была довольно заметная социальная рознь, я ее хорошо помню, но сейчас она ушла на второй план, если не исчезла вовсе. На ее место пришла ксенофобия, которая имеет этнический оттенок, хотя вряд ли даже один из ста ксенофобов может отличить выходца с Северного Кавказа от армянина, грузина или азербайджанца или различить последних между собой. Специфика ксенофобии в том, что она слепа...
…Впрочем, понятие национальной идентичности значительно шире. В нее также входят принципы деления соседних стран на друзей и врагов. Например, если бы в Эстонии положительно относились к святой для нас (в этом случае я говорю «мы», хотя предпочитаю не говорить за всех) памяти о войне, то этой страны не было среди врагов России. То есть когда мы говорим «мы», то говорим о базовых принципах построения идентичности. О ценностях, которые мы всегда противопоставляем действительности, и измеряем эту действительность, определяем, насколько она соответствует нашим ценностям.
Современная российская идентичность, согласно соцопросам, на 85 процентов основана на признании базового ценностного значения Победы 1945 года. Это то, что не только «нас» объединяет. Это то, что отличает «нас» от недругов, и то, что объединяет «нас» не только внутри страны, но и с теми бывшими советскими людьми, для которых Победа тоже остается ценностью. Это очень мощный фактор, и я думаю, что он сейчас – главный. В этом случае «мы» – это мы. Помимо фактора Победы, нас объединяют русский язык, русская культура и представление об истории России как об истории своего народа. Это «мы» не имеет этнического характера, оно имеет культурно-историческое измерение, и это хорошо. Кому-то – недругам и врагам – это кажется пережитком имперского самосознания. Но даже если это так, за это империю надо любить. Наднациональность, надконфессиональность, объединенность вокруг историко-культурных ценностей – это и есть самое ценное, что существует в современной русской цивилизации. Именно русской, а не российской, потому что она – шире российской. Представители этой цивилизации живут не только в России.
Но представления о ней у соотечественников, которые населяют страны бывшего Советского Союза, разные. Я не думаю, что они помнят только Россию 1990-х. Все-таки многие до сих пор приезжают в гости к родственникам. Порядка 5 миллионов человек переехали в Россию из ближнего зарубежья в течение 1990–2000-х. Кроме того, существует интенсивный внутрисемейный обмен. А те, кто никогда не ездил или мало ездил сюда, больше представляют себе не Россию девяностых, а СССР восьмидесятых – тоже очень бедный.
Для абсолютного большинства жителей бывших советских республик нынешняя Россия – гораздо более богатая страна. Она предоставляет больше возможностей заработка, защиты исторических прав, чем то место, где они живут. Россия для них позволяет сохранить идентичность и просто лучше себя кормить. Все без исключения бывшие советские республики, окружающие Россию, сейчас, во время кризиса, экономические банкроты. Россия в этом ряду – исключение: мы – не банкроты. В какие бы слова кто бы что ни упаковывал. И десять миллионов нелегальных мигрантов, живущих в России, своим «голосованием ногами» показали, что здесь жить относительно лучше. Поэтому они идут на неполноправие, неудобства, издержки, неустроенность и приезжают сюда, чтобы кормить свои семьи, а многие остаются жить здесь постоянно.
Для потенциальных переселенцев в Россию самой главной неожиданностью оказывается, пожалуй, то, что относительно высокий достаток в России требует от переселенцев больших усилий, нежели те, к которым они привыкли, живя в другом месте. Эта большая затратность относительно уровня жизни, этот практический капитализм для постсоветских переселенцев оказывается одним из тех факторов, который они мало учитывают.
Идеологические же представления как самих россиян, так и наших соотечественников за рубежом размыты. Конечно, это кризис либерализма. Мы все девяностые прожили в этом либерализме, и я с трудом себе представляю, как немаргинал, живший здесь в годы шоковой терапии, приватизации и так далее, может серьезно продолжать оставаться поклонником этого тупоголового прямолинейного либерализма. Собственно, в любой, даже самой либеральной, практике чистого либерализма уже нет. Это некоторая условность, дидактическая формула. Лучше иметь стабильность, равные шансы и социальные гарантии, нежели звериные джунгли всеобщей конкуренции и войны всех против всех, в которой победит сильный. Тут нет предмета для полемики.
Что же касается отношения к левым социалистическим ценностям, то ценности справедливости, равенства и перераспределения материальных благ в пользу большинства могут быть в равной степени как коммунистическими, так и ценностями социальной политики. Даже либералы признают необходимость в социальной политике, и это давний факт. Другое дело, что в Европе, на Западе, существует так называемая система качелей: у власти находятся чуть более либеральные силы или чуть более социалистические, но у них есть обширное поле консенсуса. В Европе уже наблюдается усталость от этих заколдованных качелей, когда полуторапартийные или двухпартийные системы на практике не дают избирателям убедительного выбора. Все понимают, что, если ты против мигрантов, значит, ты консерватор. Если ты за разрешение гомосексуальных браков, значит, ты либерал. Но это не вся жизнь. Не ответ на все сущностные вопросы…
Лозунг модернизации страны, выдвинутый Медведевым, пока только осваивается политическим классом. Бюрократия может заболтать что угодно, это у нее получается мастерски, но пока у нее нет квалифицированного ответа на этот медведевский лозунг. Перечисленные Медведевым направления модернизации – технологии, общественные отношения – изложены грамотно. Но на первый план я бы все-таки не ставил модернизацию местного самоуправления. Потому что от местных неформальных авторитетных бизнесменов ничего не зависит, по крайней мере сейчас. Они уже начали легализовываться и перестали хулиганить, наверное. Но это эволюционный процесс. А реформировать местное самоуправление, не решая проблемы теневой и серой экономики, невозможно.
Технологическая модернизация, безусловно, важный приоритет, но она не будет реализована без модернизации интеллектуальных сил, бюрократических кадров. Потому что если в бюрократических кадрах по-прежнему сидит человек советского типа, то он не может на деле искренне и эффективно бороться за модернизацию, которая есть повышение рентабельности, повышение отдачи от конкретного чиновника. На это он никогда не пойдет. Технологическая модернизация принципиально отрицает кадровую архаику.
Российский опыт может здесь многое подсказать. Любые реформы начинаются все-таки с реформирования государственного аппарата. А оно включает в себя не только естественную смену поколений, но и борьбу за его эффективность, за повышение качества кадров. Модернизация сейчас должна начинаться с модернизации политического класса. Нормальный цивилизованный политический класс должен быть более умным, чем те политики, которые говорят о левом крене современной политики. У левого крена нет никаких новых идей, это растущее вмешательство государства в общественную жизнь. Если я Россию и критикую, то как раз за чрезмерное вмешательство государства. В конце концов, опыт 2000-х годов, когда был экономический рост, когда в России создавались госкорпорации, которые Медведев сейчас критикует, это же чистый социализм. Этого мало? Как раз кризис похоронил большую часть госкорпораций. Какой же здесь может быть левый крен?..
Вспоминая полезный опыт истории России, я бы вспомнил три этапа. Все три крупные эпохи реформирования в истории России – Петровская, реформы Александра II и реформы (можно сказать, модернизационный переворот), устроенные Сталиным, – в своем сухом остатке оказались чрезвычайно эффективными. Несмотря на чудовищные издержки. При Петре I обезлюдели целые области, просто вымерли, да и здесь, в Питере, все на костях построено. Точно так же реформы Александра II экономически похоронили помещичьи землевладения, которые к отмене крепостного права были вполне «товарны» и эффективны. То есть издержки были чрезвычайно велики. Но в сухом остатке Петр создал мощную европейскую империю, которая при наследниках Петра смогла освоить выход на Балтику, защитить Россию от угрозы с юга и исключить эту угрозу окончательно, хотя война шла еще почти сто лет. При Александре, в эпоху реформ 1860–1870-х годов, фактически была создана современная (не только в верхушке, как при Петре) более или менее просвещенная Россия, гражданская, самоуправляемая. Сталин ценой чудовищных и неоправданных жертв защитил страну от Гитлера и от ядерного шантажа со стороны США, которые ясно показали всему миру, что такое Хиросима и Нагасаки. Для бедной, уничтоженной в 1917 году страны это было феноменально.
Нам есть из чего делать выводы. И самое главное, нам понятно, чем нам нельзя жертвовать – людьми. Их не только мало. Там, где ты жертвуешь людьми, ты достигаешь только короткого результата, потому что с исторической точки зрения СССР развалился фактически в ту же самую секунду, когда из жизни ушло поколение сталинских назначенцев. Советский Союз в этом смысле не пережил Сталина. Он просто перенапрягся и надорвался.
