Ещё раз про любовь
На петербургском театральном пространстве вновь сработал феномен синхронизма – «закон парных случаев»: следом за Театром эстрады в этом сезоне произведения Василия Шукшина «обналичил» театр «Комедианты».
Несмотря на единую литературную первооснову, разница между спектаклями Юрия Гальцева и Михаила Левшина огромна. При внешней лёгкости и условности формы спектакля «Земляки» (концерт самодеятельности в сельском клубе) Левшин не иронизирует в нём над людьми советской эпохи, а с улыбкой грустит над незамутнённостью сознания простого люда глубинки. Собственно, сегодня вся чудаковатость шукшинских персонажей и заключается в том, что вопросы морали, нравственности (пусть и без чётких формулировок) и чувства локтя беспокоят их куда больше, чем нынешнюю эстетствующую интеллигенцию.
Герои пяти разных историй, действие которых развивается на фоне красного плюшевого занавеса клуба, затерявшегося на просторах Алтая, наивны, чисты и не знают притворства – ни в хорошем, ни в плохом (кажется, раньше это называлось искренностью?). Все они, начиная от «правильной», идеологически ориентированной ведущей концерта (она же заведующая клубом – актриса Ольга Яковлева, великолепно имитирующая сбивчивость речи и искусственную лучезарность своей героини) до попа (сильнейшая работа Юрия Агейкина), верующего в самолёт наравне с Богом, живут самой настоящей, не зависящей от чужой воли жизнью. Почему? Потому что свобода на деле – лишь состояние души. Здесь всякий свободен любить – безоглядно, оголтело, как любят своих жён «пенёк» Иван Петин (Виталий Кравченко), от которого жена ушла к военному, и добряк Сергей Духанин (Анатолий Ильченко), возмечтавший осчастливить свою «половину» новыми сапогами. Каждый здесь волен по-своему трактовать и понятие справедливости. Так, истово, до слёз переживает за сестру, что «принесла в подоле», слесарь Костя Худяков – Роман Притула. И так же от души ненавидит тёщу жадноватый Веня Зяблицкий – Евгений Талашманов, весьма натурально вколачивающий гвозди в условную дверь деревянного туалета, куда он загнал пожилую женщину, совсем не похожую на мученицу. Венина тёща в исполнении Татьяны Кожевниковой, внешне напоминающей Веру Марецкую, – не менее сильный образ, чем образ попа у Агейкина. Кожевникова и Геннадий Спириденков в роли представительного мужчины (ни дать ни взять номенклатурный работник!) создают своих героев из поведенческих реакций, «ужимок и прыжков» определённых человеческих типажей, характерных абсолютно для любой эпохи. Впрочем, описываемая Шукшиным и Левшиным глубинка вряд ли изменилась с 70-х годов прошлого века: там всё так же любят, ненавидят, белое называют белым, а чёрное – чёрным, кидаются на защиту своих и никогда не займут сторону чужих.
Художник Мария Смирнова-Несвицкая детально воссоздаёт быт «застойных» годов: в ход идут и авоськи, и электрические самовары, и ярко-синие тени для век, и гэдээровские халатики на поролоне, и полосатые брюки-клёш, и характерные летние платьишки-мини, и даже чудом дошедшая до наших дней мужская рубашка – вся в «лошадином» принте. В целом погружение в эпоху удаётся на славу.
…Порой кажется, что творчество Шукшина в наши дни приобретает ностальгические черты: люди, вконец измождённые нередко двусмысленной витиеватостью современного искусства, наконец-то затосковали по бесхитростной искренности. Иначе как объяснить явление в театре на Лиговке практически тех же сюжетов про чудиков, что и в театре на Большой Конюшенной? Иначе как через «коллективное бессознательное» объяснения и не получится…
Екатерина Омецинская, театральный обозреватель