Дмитрий Долинин: «Про сегодняшний день мы знаем мало»
Известный оператор рассказывает о том, почему интересно снимать кино про день вчерашний и почему теперь он занялся бы музыкой
Выдающемуся петербургскому кинооператору и режиссёру Дмитрию Долинину этой осенью исполнилось 75 лет. Его стиль виден в каждой киноработе: заставляя задуматься над сложностью жизни, он подчёркивает её красоту. Долинин – мастер психологических портретов. Его карьера в кино началась с работы ассистентом оператора на фильме «Полосатый рейс», а потом были «Республика ШКИД», «Семь невест ефрейтора Збруева», «Ключ без права передачи», «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона: Собака Баскервилей»…
– Дмитрий Алексеевич, ваш дедушка был известным филологом, специалистом по Достоевскому…
– Да, Аркадий Семёнович Долинин был профессором филологического факультета Ленинградского университета, специализировался на творчестве Фёдора Михайловича Достоевского.
Когда я учился в 10-м классе, мужские школы соединили с женскими. Мы стали приглашать домой девчонок, у нас были танцы, играл патефон. Джаз был запрещён, но сохранились довоенные пластинки. Мы заводили фокстроты, танго, Утёсова, Шульженко. И вот однажды во время такой вечеринки вдруг распахивается дверь, в дверной проём всовывается дед: «Нищета духа!» И дверь захлопывается.
Я его больше как какого-то чудака запомнил. Позже прочёл кое-что из его трудов. К примеру, замечательную дореволюционную статью о Чехове – «Путник-созерцатель». Удивительно точная статья о том, что Чехов – жестокий писатель.
– Почему, родившись в семье филологов, вам захотелось стать оператором?
– Видимо, чтобы не идти по семейной стезе. Мне скучно было: сидят с книжками какими-то, пишут что-то... Когда я объявил о желании работать в кино, тётя моя – Наталья Григорьевна Долинина – сказала, что у нас есть настоящий знакомый кинооператор. Это был Дмитрий Давидович Месхиев. Я пришёл к нему показывать свои фотокарточки, он разложил их на столе: справа осталось четырнадцать, а слева – одна: «Вот здесь, мальчик, на вашей фотографии чувствуется настроение». Поскольку я меланхолик по натуре, слово «настроение» мне очень понравилось. Я пошёл учиться во ВГИК.
– Какие-то экстравагантные поступки во времена студенчества совершали?
– На первом курсе у операторов до сих пор существует задание снять натюрморт. В то время случилось подавление Венгерского восстания. Я на это откликнулся с помощью натюрморта. На военной кафедре нашёл пять патронов, поставил их полудугой на географическую карту и снял фотокартинку. Фокус наводил на торчащие из патронов пули, карта была размытая, я ещё её вверх ногами перевернул. Преподаватели перевернули мою фотографию и как-то смогли прочесть, что на карте написано. А это была карта Московской области, у меня другой не было под руками. В результате написали, что я снимаю идеологически вредные вещи.
– Но продолжить образование вам всё-таки дали. Сразу после окончания ВГИКа вы были ассистентом на картине «Полосатый рейс». Что вы чаще всего вспоминаете о своей первой работе?
– Помните эпизод, когда тигр входит в ванную, где моется герой Евгения Леонова? Я где-то читал, что якобы Леонова отгораживало от тигра стекло. Ничего подобного! Дядю Женю дрессировщики убедили, что Пурш – добрый тигр, Леонов мужественно залез в ванну в мыле, и к нему пустили зверя…
– Спустя несколько лет вы снимали первую полнометражную кинокартину Глеба Панфилова – «В огне брода нет»…
– Я и художник картины Марксэн Гаухман-Свердлов активно толкали Панфилова в сторону непривычной тогда эстетики, которую многие могли воспринять как антисоветчину. Мы старались, чтобы было больше жёсткости, натурализма. Панфилов побаивался, но, с другой стороны, он же сам Чурикову взял, её ведь не хотели утверждать: героиня Гражданской войны, по мнению начальства, должна была быть совершенно другой. Чурикова ведь не стандартная красотка. Но мне удалось её снять так, чтобы все претензии отпали. Получилось вдохновенное лицо с огромными выразительными глазами.
– Наверное, снимать массовые сцены было непросто…
– В этом фильме есть огромная сцена, где под дождём грузят раненых в санитарный поезд. Директору картины удалось сделать так, что всему району дали команду пригнать на съёмку крестьян с лошадьми и телегами. А дальше начались трудности: чтобы снимать дождь, нужна пасмурная погода, а светило солнце – лето ведь! Район на ушах стоял две недели, каждый день люди приезжали, а я, наглый оператор, говорил: «Солнце светит – я не могу снимать». Сейчас я понимаю, что, наверное, можно было и с солнцем снять. На тринадцатый день затянуло небо, и мы всё сняли.
– Ещё одна важная встреча в вашей жизни – Илья Авербах, с которым вы долго сотрудничали...
– Мы очень хорошо понимали друг друга, почти не обсуждали ничего, всё получалось очень легко. Это, наверное, самая счастливая моя пора как оператора. Авербах сам не писал сценарии, но выбирал интересных авторов, и это всегда было глубокое и умное кино. Брал элементарные житейские драмы и в этом материале находил что-то очень важное, общечеловеческое.
– Как тут не вспомнить «Фантазии Фарятьева»!..
– С Авербахом мы договорились, что будем снимать без оглядки на то, что это пьеса, написанная для театра. Ещё повезло, что легко и естественно произносился текст, написанный Аллой Соколовой. И была очень хорошая актёрская команда: Неёлова, Миронов, Шарко!..
– Марина Неёлова была в то время звездой «Современника», а снималась на «Ленфильме»…
– Марина приезжала из Москвы на поезде, и сразу в декорацию – бух в кровать, и спала. Спала, пока идёт вся раскрутка, раскачка. Через час её будили, тащили в гримёрную, отпаивали кофе.
– Вы сняли девять фильмов и как режиссёр…
– Да, и я думаю, что лучший мой фильм – «Миф о Леониде» про убийцу Кирова...
– В ряду ваших работ есть одна совершенно особенная: в 2009 году вы сняли короткометражный фильм «Никто не придёт назад»…
– Это очень тяжёлая история была… Моя жена Нийоле Адоменайте – режиссёр, ученица Георгия Товстоногова. Мы долго сидели без настоящей работы, она впадала в отчаяние. И мы придумали сценарий, состоящий из новелл. Пока искали какие-то возможности снять, жена умерла. У меня остался весь этот материал. Я был в состоянии абсолютного сумасшествия – видимо, оно сообщило мне мощную энергию, мне удалось завести кучу народа, чтобы сделать это кино фактически без денег. Из двенадцати удалось снять две новеллы и смонтировать из них 40-минутный фильм.
– Сейчас его где-то можно увидеть?
– В прокат фильм не вышел, но в интернете его можно посмотреть. Там замечательные артисты – Светлана Крючкова, Константин Воробьёв, Алексей Девотченко и Елена Калинина. Все они снимались бесплатно, и я им очень благодарен.
– Вы замечательный оператор, а пишете сценарии, сочиняете прозу…
– Да, видимо, проснулись филологические корни. Когда съёмка по сценарию «Лейтенант Жорж» не состоялась, я подумал, что можно из него сделать повесть. Пошёл в редакцию «Звезды», там прочитали мою повесть, сказали, что получилось интересно, но написано как сценарий. Дали мне замечательного редактора Антонину Константиновну Славинскую, которая учила меня делать из сценария прозу. Эта работа мне понравилась, я стал дальше что-то сочинять. Скоро выйдет книга с двумя повестями, близкими между собой тематически, – о революции и Гражданской войне.
– А почему вас увлекла такая тема?
– Я ею увлёкся, уже когда сочинял «Лейтенанта Жоржа». Вникал в обстоятельства жизни русских эмигрантов, бежавших из большевистской России. Влезал в их шкуру. Есть какая-то прелесть в материале, когда он находится на временной дистанции от нас. Про сегодняшний день мы все знаем мало и поверхностно, как из интернета или газеты.
А то, что эта тема пришла ко мне не случайно, не зря, каким-то мистическим образом подтвердилось буквально на днях. В квартире, где мои родные живут с 1928 года, сейчас идёт ремонт. Моя тётушка Анна Аркадьевна Долинина, востоковед, разбирает семейные архивы. Нашлись два письма, их писала моя прабабушка в 1918 году моей бабушке из Ростова-на-Дону в Петроград. И это как-то всё так потрясающе совпало с тем, что у меня в повестях.
– Сейчас продолжаете писать?
– Я весной начал писать рассказ и до сих пор не могу его продолжить. Правда, за это время я бросил курить, и мне кажется, это сильно мешает. У меня семь готовых сценариев, но нет никаких возможностей их снять: найти приличного капиталиста, который любил бы настоящее кино и смог бы финансировать недорогие постановки, было бы очень хорошо! Если бы я умел играть на каком-нибудь инструменте, наверное, сейчас бы занялся музыкой. Но я не умею.
Беседовала Анна Французова