Что предлагают либералы?

После уничтожения СCCР в большинстве государств мира утвердилась либеральная макроэкономическая теория, которая подается в «рукопожатных» СМИ как «венец прогресса» и «торжество свободолюбия». Но так ли это? Я считаю, что эта теория не имеет отношения к стремлению человека к свободе и ответственности, которое понимается под либерализмом в политике. Суть экономического либерализма, почти четверть века назад сконцентрированного в догмах Вашингтонского консенсуса, в ином: государство должно служить не своему народу, а глобальному бизнесу.

Противоестественность этого принципа завела мир в тупик чудовищного глобального кризиса. Вашингтонский консенсус же выродился в устарелый идеологический конструкт, навязываемый слабым странам для удержания их в состоянии ресурса, но не участника глобальной конкуренции.

Уникальность России и в том, что ее руководство с упорством, достойным лучшего применения, отдает социально-экономическую политику в руки либералов.

Для понимания степени адекватности современного российского либерализма рассмотрим лучшего его представителя – Сергея Алексашенко. Лучшего без всяких натяжек и преувеличений.

Заместитель министра финансов с 1993 года, насколько можно судить, стал крестным отцом одного из видов тогдашних параллельных денег – казначейских обязательств. Первый заместитель председателя Центробанка вплоть до дефолта, в принятии решения о котором принимал, по ряду сообщений, ключевое участие. Затем – успешный инвестиционный банкир и топ-менеджер. Сегодня – один из ключевых либеральных экспертов. Он заметен в протестах последнего полугода даже на фоне Немцова, Яшина, Навального и Рыжкова.

Так что же предлагает России этот – без всяких кавычек – лучший либерал?

Неутомимо обличая коррупцию, Алексашенко твердо считает недопустимым наказывать за коррупционные преступления прошлого: «Не вина чиновников, что начальство десять лет им позволяло и их поощряло жить не по закону». Эта оригинальная позиция, вероятно, связана с тем, что сам Алексашенко вместе с другими реформаторами был после дефолта 1998 года уличен в инвестировании «пирамиды ГКО». Тогда это не было формальным нарушением законов – хотя бы потому, что законы в хозяйственной сфере писались в значительной степени самими реформаторами, которые отнюдь не были заинтересованы в ограничении своего неограниченного обогащения.

Главное же в антикоррупционной позиции бывшего зампреда Центробанка – в отделении несчастных «чиновников», которые всего лишь пользуются возможностями, предоставляемыми им неведомым «начальством», и потому не должны преследоваться за предосудительные поступки, от самого этого «начальства», концентрирующегося в невидимых горних высях и эмпиреях политики.

Человек с такой историей может, конечно, считать себя лидером экономической мысли – но присоединяться к нему в этом после его «достижений» странно.

Если надо, Алексашенко начинает картинно вспоминать о людях: «От вступления в ВТО выиграют российские потребители, потому что вступление в эту организацию означает снижение таможенных пошлин, означает увеличение конкуренции на российском рынке, а все это должно приводить к снижению цен и повышению качества товаров». Это один в один заявления начала 1990-х о том, что дешевый импорт поможет российским потребителям. Все помнят, что было потом: дешевый импорт убил российскую промышленность, лишил потребителей денег, и купить даже самый дешевый импорт стало просто не на что.

Но глобальному бизнесу выгодно затаскивание России в ВТО на кабальных условиях – и в ход идут речевки 20-летней давности, благо выросло поколение, которое их просто не помнит. И это в ситуации, когда даже директор-распорядитель МВФ Кристин Лагард прямо говорит: «Экономических выгод для России (от вступления в ВТО) никаких нет. Ведь ваша страна экспортирует нефть и газ, а ввозит готовые товары».

В начале 1990-х Алексашенко совместно с Евгением Ясиным опубликовал серию статей о том, что все беды – от бюджетного дефицита, и его сокращение (то есть сокращение расходов государства, в первую очередь социальных) – верный ключ к успеху. Теоретически эта позиция верна, однако, превращенная в абсолют, оторвана от необходимости развития институтов, инфраструктуры и хозяйства в целом, легла в основу всей политики либерального уничтожения России. В начале же 1990-х, в условиях тогдашних проблем, она напоминала лечение таблетками последствий применения гильотины.

Но и в наше время Алексашенко прежде всего демонстрирует по-гайдаровски ясное понимание того, что правильные действия государства обязательно должны быть «непопулярными» у населения. Дело не в каком-то негативном отношении к людям – дело в фундаментальной ориентации либерального сознания на интересы в первую очередь глобального бизнеса. Это для национально ориентированного бизнеса зарплата рабочих – спрос на его продукцию. Для глобального же бизнеса зарплаты, как и в целом социальные расходы, – чистые издержки, которые должны быть минимизированы. А откуда возьмутся инженеры и потребители, это не его дело. Поэтому современный Карфаген – систему социального обеспечения – нужно разрушать повсеместно. 

Михаил Делягин, экономист, политолог, директор Института проблем глобализации